Вильгельм фон Гумбольдт. О санскритских глагольных формах (фрагмент)

Данная работа представляет собой перевод фрагмента научного труда Вильгельма фон Гумбольдта «О глагольных формах, образованных с помощью суффиксов tvâ и ya в санскритском языке» (Wilhelm von Humboldt Ueber die in der Sanskrit-Sprache durch die Suffixa tvâ und ya gebildeten Verbalformen. Gesammelte Schriften, Band IV. Berlin, 1905).

В. фон Гумбольдт – (1767–1835) – немецкий ученый-языковед, основоположник современной теоретической лингвистики.

В основе его концепции языка лежит понятие формы как системы языка и разграничение языковой способности и языковой деятельности. Гумбольдт создал учение о языке как о непрерывном творческом процессе. В 1804 г. он пишет: «Мне удалось открыть… что посредством языка можно обозреть самые высшие и глубокие сферы и все многообразие мира». Отсюда интерес ученого к самым различным по строю языкам (баскскому, малайско-полинезийским языкам, туземным языкам Америки), сопровождавшийся антропологическими и этнопсихологическими исследованиями.

Задачу сравнительного языковедения Гумбольдт формулировал так: «Сформировать верный взгляд на язык, на глубину его истоков и обширность сферы его действия». В своей фундаментальной теоретической работе «О различии в строении человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества» (1830 – 1835) ученый вводит понятие внутренней формы языка как выражения индивидуального миросозерцания народа. По Гумбольдту, «даже мельчайший языковой элемент не может возникнуть без наличия пронизывающей все части языка единого принципа формы». Таким образом, «каждый язык заслуживает быть предметом пристального изучения».

В настоящее время на русский язык переведены преимущественно программные общетеоретические труды В. фон Гумбольдта, в то время как большой интерес для современной лингвистики могут представлять также работы, посвященные именно «пристальному изучению» грамматических особенностей конкретных языков – с точки зрения методики, применяемой Гумбольдтом при таком изучении. Одна из таких работ – переводимая нами «О глагольных формах, образованных с помощью суффиксов tvâ и ya в санскритском языке».

Санскрит – древний индоарийский язык, ветвь индоиранского языка индоевропейской языковой семьи. Языки индоевропейской языковой семьи распространены в мире намного шире, чем любые другие. Считается, что первоначальная родина индоевропейского языка – в Европе (территория от Рейна до юга России). Единого языка не существовало, существовал континуум родственных диалектов. Индоевропейская семья насчитывает 4 ветви (индоиранская, балто-славянская, кельтская, германская) и 11 отдельных языков (албанский, армянский, греческий, латинский, тохарский, хеттский, фракийский, фригийский, иллирийский, оскскоумбрийский и венетский).

Самые ранний памятник на санскритском языке – гимны Ригведы (1200-1000 г. до н.э.). Санскрит сохранил наиболее архаичную форму и отклонился от первоначального европейского меньше, чем другие члены этой семьи. Классическая форма санскрита была зафиксирована в 4 в. до н.э. в знаменитой грамматике Панини и с тех пор очень мало изменилась, так как эволюция этого языка по сравнению с другими была незначительной. Открытие санскрита в конце 18 века было отправной точкой, с которой началась разработка сравнительной грамматики индоевропейских языков.

В работе «О глагольных формах, образованных с помощью суффиксов tvâ и ya в санскритском языке» Гумбольдт исследует грамматические конструкции санскрита. Изучается особая форма глагола («герундий», или несклоняемое причастие) ее значение, функционирование, сфера употребления.

В качестве источников использованы тексты санскритского эпоса (Нальяла, Рамаяна, Хитопадеша). Анализируемый языковой материал приводится на санскрите, затем осуществляется максимально дословный перевод, целью которого является передать все синтаксические особенности санскрита средствами немецкого языка. Все цитаты снабжены комментариями, с тем чтобы читатель мог осмыслить предложение в более привычной для себя форме. Затем анализируется функция употребления герундия в данном примере. Таким образом, грамматическое описание санскрита становится доступным для понимания читателя, санскритом не владеющего.

Гумбольдт приходит к выводу, что данная глагольная форма чаще всего является ядром предложения, организующим его в единое целое. В зависимости от контекста, она может иметь разные оттенки значения, что отвечает принципу языковой экономии. Таким образом, на основе анализа «мельчайших языковых единиц» ученый делает выводы относительно «единого принципа формы».

При переводе, то есть преобразовании речевого произведения на одном языке в речевое произведение на другом языке при сохранении неизменного плана содержания, как и при всяком другом преобразовании, неизбежны потери. Текст перевода не может быть абсолютным эквивалентом текста подлинника – задача переводчика заключается в том, чтобы свести эти потери к минимуму.

Можно выделить 2 этапа работы над переводом:

1) анализ, то есть понимание системы значений исходного текста;

2) синтез, то есть выражение этой системы средствами другого языка (синтезу должно предшествовать установление порядка очередности при передаче значений, то есть определение того, что необходимо в первую очередь сохранить и чем можно пожертвовать в целях сохранения максимальной эквивалентности).

В задачу нашего перевода входило:

1) адекватный перевод на русский язык выполненного Гумбольдтом грамматического описания данной глагольной формы санскрита, т.к. для нас представляет интерес используемый им метод грамматического описания;

2) наиболее адекватно передать средствами русского языка анализируемые примеры из санскритских текстов. С целью продемонстрировать своеобразие синтаксиса санскрита, Гумбольдт моделирует некоторые реально несуществующие, но потенциально возможные формы немецкого языка; при переводе приходилось создавать аналогичные модели на материале русского языка, что и составляло главную трудность перевода. Каждое такое построение снабжено отдельным комментарием.

Для более удобной работы с текстом гумбольдтовского исследования немецкий текст разбит на абзацы (номер абзаца ставится в его начале в квадратных скобках); каждому номеру соответствует номер абзаца перевода. Сохранена также разметка немецкого текста по страницам того издания, по которому осуществлялся перевод (разметка дана в немецом тексте также в квадратных скобках). Не поддавшиеся нашему переводу немногочисленные места помещаются между двумя наклонными чертами – //. В тексте немецкого оригинала каждый санскритский пример имеет порядковый номер; мы также сохраняем нумерацию – порядковый номер каждого примера стоит в круглых скобках и предваряет собой пример.

Перевод выполняется впервые.

Ueber die in der Sanskrit-Sprache durch die Suffixa tvâ und ya gebildeten Verbalformen

О глагольных формах, образованных с помощью суффиксов tvâ и ya в санскритском языке [фрагмент]

§1

§ 1

[1] Wenn man die grammatischen Formen verschiedener Sprachen mit Rücksicht auf das vergleichende Sprachstudium untersucht, [361] läuft man leicht Gefahr auf zwei Abwege zu gerathen, indem man entweder diese Formen gänzlich nach ähnlichen bekannter Sprachen beurtheilt, und sie, einzelner Abweichungen ungeachtet, mit denselben Namen belegt, oder sie, als ganz abgesondert dastehend, ausser aller Verbindung mit andren Sprachen betrachtet. Das erstere dieser beiden, gleich nachtheiligen Verfahren hindert, jede [362] Sprache in ihrer Eigenthümlichkeit kennen zu lernen, das letztere, aus allen allgemeine, für das Ganze der Sprachwissenschaft wichtige Folgerungen zu ziehen. Man vermeidet aber diese beiden Abwege, wenn man, von den Begriffen und Forderungen der allgemeinen Grammatik ausgehend, die Zergliederung des Baues jeder einzelnen Sprache beständig auf diesen Mittelpunkt aller zurückführt, und auf diese Weise die Verschiedenheiten, welche die Eigenthümlichkeit jeder Nation hervorbringt, in ein richtiges Verhältniss zu den allgemeinen Bedingungen des Sprechens überhaupt stellt.

[1] Когда грамматические формы различных языков изучаются в исторической ретроспективе, мы находим немало языковых соответствий; мы легко подвергаемся опасности двух заблуждений: достаточности сопоставления только двух форм известных языков или слишком серьезно рассматриваем один язык в чисто внешней связи с другим языком. Важно помнить при этом одно из двух равно приемлемых положений: каждый язык изучается в его национальном своеобразии и уникальности и что для лингвистики важны лишь окончательные выводы. Но даже избегая этих двух методов, когда основные положения и требования исторической грамматики мы не ставим во главу угла, анализ структуры каждого отдельного языка и учет своеобразия каждой нации порождает правильное отношение, для того чтобы в главном соблюдать условия речи.

[2] Es schien mir nothwendig, diese allgemeine Betrachtung vorauszuschicken, ehe ich in die Erörterung der oben angegebenen Sanskritischen Formen eingienge, da sie zu derselben gleich passend ist, man möge die Erörterung als einen einzelnen Belag zu der allgemeinen Behauptung ansehen, oder in dieser einen sichernden Leitfaden bei jener finden.

[2] Представляется необходимым эти наблюдения предпослать дальнейшему исследованию санскритских способов словообразования, тем более, что представляется удобный случай развернуть дискуссию о внутренней сущности, о самом главном, или, может случиться и так, что в этих наблюдениях мы найдем путеводную нить для дальнейших рассуждений.

[3] Um aber jede voreilige Bestimmung zu vermeiden, werde ich damit anfangen, die Fälle möglichst vollständig aufzuzählen, in welchen sich die in tvâ und ya ausgehenden Formen vorfinden, und erst nachher untersuchen, welche Natur sie an sich tragen, und mit welchen andrer Sprachen sie zu derselben Gattung gehören?

[3] Для того, чтобы предложенные определения не оказались ошибочными, необходимо прежде всего найти, в каких формах встречаются санскритские tvâ и ya и сопоставить их с формами, которые встречаются в современных языках.

[4] Soviel indess kann und muss über ihre Natur schon hier vorausgeschickt werden, dass sie dazu dienen, zwei Sätze dergestalt in Einen zu verbinden, dass der in ihnen enthaltene in der Idênreihe (nicht gerade in der Rede, da sie bisweilen nachstehen, noch in der dargestellten Wirklichkeit, da dies erst erörtert werden soll), als den andren einführend und bestimmend, vorausgeht, nicht, als von ihm bestimmt, nachfolgt. Alles Uebrige bleibt der Untersuchung vorbehalten.

[4] Между тем уже сейчас должно и можно настолько предугадать их природу, что очевидна их способность связывать два предложения в единое целое, – возможность такого заключения содержится в ряде идей (а не собственно в речи, которая подчас уступает изображаемой ею действительности, которая, в свою очередь, нуждается в истолковании) не как нечто доказанное, а как то, что еще следует доказать. Все остальное подлежит дальнейшему исследованию.

[5] Sollte man dieser schon dadurch vorgegriffen glauben, dass sie in der Ueberschrift Verbalformen genannt sind, so möge man auch dies aufheben. Ich habe es nur gethan, weil sie schon bisher allgemein dafür galten, und sich daher auf diese Weise bestimmter bezeichnen lassen.

[5] Мы полагаем, что эти формы можно считать глагольными, что вовсе не исключено. Я это делаю только потому, что их уже и до того относили к ним, и опыт этот заслуживает внимательного рассмотрения.

[6] Diese Benennung rechtfertigt sich überdies auch dadurch, dass der von diesen Formen regierte Casus immer, wie bei dem Verbum, der Accusativ, niemals, wie beim Nomen, der Genitiv ist.

[6] Эта характеристика обусловлена также тем, что этим формам всегда соответствует определенный падеж – аккузатив, а не генитив, как существительным.

[7] Dass die hier gemeinte in ya ausgehende Verbalform (da es noch andre mit diesem Suffixum giebt) sich von der in tvâ bloss [363] dadurch unterscheidet, dass nur mit Praepositionen und einigen andren Indeclinabilien verbundene Wurzeln sie annehmen, bemerke ich für diejenigen, welche, ohne selbst des Sanskrit kundig zu seyn, diesen Blättern nur aus allgemeinem Interesse an dem Sprachstudium ihre Aufmerksamkeit schenken sollten. Aus dem gleichen Grunde habe ich die in der Originalsprache angeführten Stellen immer mit einer möglichst wörtlichen Uebersetzung versehen.

[7] То значение, которое несет суффикс ya, стоящий в конце глагольной формы (где имеется еще другая форма с этим суффиксом), отличается от значения tvâ тем, что с предлогами и некоторыми другими несклоняемыми элементами допускает связанные корни; я отмечаю, что даже тот, кто не сведущ в санскрите, должен подарить эти страницы своим вниманием из общего интереса к теоретическому изучению языка. По этой же причине я снабдил приведенные на санскритском языке места по возможности более дословным переводом.

[8] Erinnern muss ich hier noch, dass es, ausser jenen beiden Formen, eine dritte, gewöhnlich nur mit Wiederholung gebrauchte giebt, die sich in am endigt. Da in der Bedeutung und dem Gebrauche kein wesentlicher Unterschied zwischen ihr und den andren zu liegen scheint, so werde ich dieselbe in dem Laufe der Abhandlung übergehen, und ihrer nur am Ende bei Gelegenheit der äussren grammatischen Bildung wieder gedenken.

[8] Еще я должен упомянуть о том, что возможно из двух форм суффиксов получить третью, которая обычно встречается только в формах оканчивающихся на am. Тут в значении и употреблении нет существенной разницы между ею и другими рядом находящимися формами, и поэтому я в данной статье не обращаю на это внимания. И только в конце по возможности возвращаюсь к рассмотрению данных грамматических образований.

§2

§ 2

[9] Da diese Verbalformen durchaus nach der Natur verbundener Sätze beurtheilt werden müssen, so kommt es bei denselben am meisten darauf an, ob die Verbalform und das Verbum des Satzes von demselben Subjecte regiert werden, oder ob ein doppeltes Subject entweder wirklich vorhanden ist, oder doch hinzugedacht werden muss ?

[9] Возможно ли, что эти формы по своей природе в связном предложении должны расцениваться как глагольные формы, или как глаголы в предложении, которые будут управлять подлежащим, или действительно представлены при двойном подлежащем, управляемом глагольными формами?

[10] In jedem dieser Fälle steht alsdann das Subject entweder im Nominativ, und bezieht sich daher auf ein Verbum. activum, oder im Instrumentalis, und bezieht sich auf ein Verbum passivum. Das letztere ist vorzüglich häufig der Fall, da sich die Sanskrit-Sprache häufiger, als die Griechische, Lateinische und Deutsche, statt des Activum, des Participium des Passivum, mit hinzugefügtem, oder ausgelassnem Verbum substantivum bedient.

[10] Подлежащее в разных падежах занимает разные позиции: если оно употреблено в номинативе, то требует активной формы глагола, если в творительном падеже – пассивной формы глагола. Последнее более характерно для санскритского языка, чем для греческого, латинского и немецкого, когда действительные и страдательные причастия употребляются либо в дополнение к субстантиву, либо как глагольные формы, не связанные с субстантивом.

A.

А

[11] Der gewöhnlichste Fall ist der, dass das Subject sich auf das, den Hauptsatz bildende Verbum bezieht, die Verbalform gewisser-massen einen Zwischensatz ausmacht, und füglich (wenn die Interpunction nicht in der Sanskrit-Sprache durch das Uebergehen der Buchstaben in einander fast unmöglich gemacht würde) zwischen zwei Commata gestellt werden könnte. Eben dies Subject geht alsdann, dem Sinne nach, allerdings auch auf die Verbalform, aber nur dem Sinne nach, und nur insofern, als diese kein eignes [364] Subject hat, oder voraussetzt. Denn der Construction nach, ist zwischen dem Subject und der Verbalform in diesem Fall keine unmittelbare Beziehung vorhanden.

[11] В большинстве случаев падежная форма, в которой подлежащее главного предложения образовано от глагола, а в придаточном – при помощи глагольных форм, должна была бы выделяться запятыми (что невозможно в санскритском языке, т.к. здесь нет пробелов между буквами). Это подлежащее имеет то же значение, что и форма глагола, но только в той степени, какую это подлежащее может иметь или предполагать. Поэтому в такой конструкции нет непосредственных отношений между подлежащим и глагольной формой.

Hitôpadêsa (ed. of Lоnd.) p. 11. lin. 16. 17.

Хитопадеша (изд. Лондон)[1], с. 11, строка 16, 17.

(1) hiraNyakaH vivaraN kRtvâ nivasati

Hiranyakas, nach dem eine Höle Machen, bewohnt sie.

Хираньякас, после норы Рытья, поселился в ней[2].

[12] Der Nominativus bezieht sich hier geradezu auf die dritte Person des Verbum. Die Verbalform mit dem von ihr regierten Accusativ bildet einen Zwischensatz, und bedarf grammatisch durchaus nicht der wiederholten Beziehung des Nominativus auf dieselbe.

[12] Номинатив [kRtvâ – Machen] передается здесь формой глагола третьего лица мн. ч. Форма глагола с управляемым ею аккузативом, образовывает придаточное предложение, стоящее внутри главного предложения, и не может при этом грамматически повторять номинатив.

[13] Dies ist noch sinnlicher in die Augen fallend, wo der Nominativus sich unmittelbar an das Verbum knüpft, und beide der Verbalform nachfolgen.

[13] Это особенно заметно, когда номинатив непосредственно связан с глаголом, и оба следуют за глагольной формой.

Hitop. p. 14. lin. 2. 3.

Хитоп. с. 14, строка 2, 3.

(2) êtacchrutvê hiraNyakô ’pi vivarâbhyantarâdâha.

Nach Hörung von diesem, sagte Hiranyakas auch aus dem Innren seiner Höle.

После слушания[3], сказал Хираньякас из глубины своей норы[4].

[14] Daher kann auch das Subject ganz fehlen, und aus dem vorhergehenden Satze auf den folgenden bezogen werden müssen.

[14] При этом подлежащее можно склонять, что ясно из вышеприведенного примера.

So Hitop. p. 14. l. 13. 14.

Хитоп. с. 14, строка 13, 14.

(3) ityâlôchyôpasRityâbravît.

Nachdem er dies überlegt hatte und hinzugegangen war

После того он поразмыслил над этим и был ушедшим,

oder: nach dem Ueberlegen und Hingehen, sagte er.

или: после размышления и ухода сказал он[5].

[15] Das Subject liegt hier nur in der Endung .der dritten Person, und muss aus dem vorhergehenden Satze, in welchem von einem Schakal die Rede ist, ergänzt werden.

[15] Субъект здесь выявляется только в окончании 3 лица глагола и должен дополниться из предшествующего предложения, в котором содержится речь Шакала.

[16] Wenn das Subject im Instrumentalis steht, findet im Ganzen dieselbe Vorstellungsweise Statt.

[16] //Когда субъект стоит в творительном падеже, находится в целом вместо способа представления.//

Hitop. p. 13, l. 10. 11.

Хитоп. с. 13, строка 10, 11.

(4) êvamuktva têna sarvêSâN bandhanâni chinnâni.

Nach diesem Sagen, wurden durch ihn aller Bande zernagt.

После этой речи будет он всей стаей растерзан.

[17] Der Instrumentalis kann hier ganz allein auf das Participium passivum bezogen werden, und muss es sogar; und wenn man auch allerdings ihn wieder in Gedanken zu der Verbalform ziehen, und übersetzen kann: da also durch ihn gesprochen worden war, oder: nach dem also durch ihn Sprechen, so kann man auch die Verbalform ganz allgemein nehmen, und übersetzen: nach dem also Sprechen, nach diesen Worten. [365]

[17] Инструменталь один может и даже должен относится к пассивному причастию; и мы принимаем его за глагольную форму и можем перевести как: «через то, что он выскажет» или «после его высказывания», или можно, избегая глагольной формы, перевести: «после речи», «после этих слов».

Ebenso ist die Steile im Hitop. p. 15. l. 3. 4.

Точно также в предложении: Хитоп. с. 15, строка 3, 4.

(5) tatastamâyântaN dRSTvâ pakSizâvakairbhayârtaiH kôlâhalaH kRtaH

Darauf, bei dem Erblicken ihres (der Katze) Herannahens, wurde von den, von Furcht ergriffnen Jungen der Vögel ein Gekreisch gemacht.

При этом, при виде ее (кошки) приближения бывшие этим от страха взволнованные птенцы визг подняли.

[18] Hier ist offenbar die Hauptidê, dass das Geräusch von den jungen Vögeln gemacht wurde; dass sie es auch waren, welche die Katze herankommen sahen, versteht sich so sehr von selbst, dass die Verbalform, ohne ausdrückliche Wiederholung des Subjects in Gedanken, allgemein genommen werden kann.

[18] Очевидна основная идея: что именно птенцы подняли шум и что это были те птенцы, которые увидели кошку. Очевидно, что глагольная форма при однозначности субъекта может быть названа неопределенной.

[19] Indess kommen bei dieser Constructionsart auch häufige Beispiele vor, wo man, sowohl durch den Sinn, als die Wortstellung darauf gebracht werden kann, den Instrumentalis ausdrücklich lieber auf die Verbalform zu beziehen, und ihn bei dem, die Stelle des Verbum vertretenden Participium bloss in Gedanken zu wiederholen.

[19] Между тем в этих типах конструкций встречаются примеры, в которых эта идея может быть выражена как через смысл, так и через порядок слов; инструменталь чаще всего связан с глагольной формой и при этом место глагола, представленного причастием, повторяет невербально.

Hitop. p. 17. l. 4. 5.

Хитоп. с. 17, строка 4, 5.

(6) iti sarvaiH pakshibhirnizchitya gRdhrô vyâpâditaH

Da von allen Vögeln also beschlossen wurde, wurde der Geier getödtet.

Здесь от всех птиц решено было, был коршун убит.

[20] Giengen die unterstrichnen Worte hier hauptsächlich auf das Tödten, so wäre allen ein müssiger Zusatz. Allein weil von allen so beschlossen wurde, musste der Geier sterben, indem keiner ihn in Schutz nahm.

[20] Здесь главная мысль предложения – о смерти, и местоимение «все» является бесполезным уточнением: только потому, что именно все так решили, коршун должен был умереть, потому что никто не берет его под защиту.

[21] In den meisten Fällen kann der Instrumentalis, auch wenn er vorn steht, gleich natürlich auf das Participium passivum bezogen, und die Verbalform allgemein genommen werden.

[21] В большинстве случаев и впереди стоящий инструменталь тоже может быть связан с пассивным причастием и в целом называться глагольной формой.

Hitop. p. 28. l. I. 2.

Хитоп. с. 28, строка 1, 2.

(7) tênâdhitaN zrutaN têna têna sarvamanuSThitaN, [1]

yênâsâH pRshThataH kRtvâ nairâzyamavalambitaN [2]

Durch den ist gelesen, gehört durch den, durch den Allem nachgelebt, [1]

Через это прочитанное, прослушанное через это, через всех следуя примеру, [1]

Von welchem, nach rückwärts geworfnen Hofnungen, sich auf Hofnungslosigkeit gestützt wird. [2]

От которых, через брошенные позади надежды, на безнадежность. [2]

[22] Es liessen sich aus wenigen Blättern desselben Buchs eine grosse Menge von Stellen den hier erwähnten anreihen, theils solche, wo das Subject offenbar zunächst mit dem Verbum verknüpft ist (p. 19. l. 9. 15. p. 25. l. 12. 13. p. 26. l. 7.), theils solche, wo es natürlicher ist, es, dem Sinne nach, mit der Verbalform zu verbinden (p. 33. l. 12. 13. p. 17. l. 20. p. 29. l. 26. u. f.). Es [366] würde aber unnütz seyn, Stellen zu häufen, die, bei dem beständigen Gebrauch dieser Verbalformen, auf allen Seiten vorkommen.

[22] Читая некоторые страницы этой книги, находишь большое количество примеров, которые здесь упомянуты, частью таких, в которых субъект обыкновенно тесно связан с глаголом (с. 19, строка 9, 15; с. 25, строка 12, 13; с. 26, строка 7), частью таких, которые естественнее было бы связать с глаголом по смыслу (с. 33, строка 12, 13; с. 17, строка 20; с. 29, строка 26 и др.). Было бы бесполезно приводить места, которые в таком привычном употреблении форм глагола встречаются на каждой странице.

[23] Nur eine verdient herausgehoben zu werden, in welcher es in der That hart scheint, den Instrumentalis mit dem, das Verbum vertretenden Participium zu verbinden, und wo es ausschliesslich der Verbalform anzugehören scheint.

[23] Только один пример резко выделяется на общем фоне: в котором при появлении твердого tha инструменталь связан с глаголом, представленным причастием, и где только одна глагольная форма кажется исключительной.

[24] Hitop. p. 34. l. 4. 5. Es ist von einem Fürsten die Rede, der seinen Aufenthalt an einem Ort aufgeschlagen hat:

[24] Хитоп. с. 34, строка 4, 5. А вот речь князя, который остановился в некоем месте:

(8) prâtazcha tênâtrâgatya karpûrazaraHsamîpê bhavitavyaN

Und am Morgen, wenn durch ihn dort hingegangen seyn wird (nach dem Hingehen durch ihn), soll in der Nähe des Karpura Sês geblieben werden;

И утром, когда ему предстояло пойти туда (совершить переход), вынужден он был в окрестностях озера Капур остаться;

wörtlich: i s t z u s e y n; das sogenannte Part. fut. passiv. (Wilkins Gr. § 713.) Das Verbum s e y n (hier im Begriffe von s i c h a u f h a l t e n, s i c h b e f i n d e n) bedarf hier der Hinzufügung des Subjects nicht, und verbindet sich nicht einmal, ohne Härte, mit dem Instrumentalis: es ist durch ihn zu seyn.

дословно: быть ему (ist zu seyn); это так называемое пассивное причастие будущего времени (Уилкинс Грамматика § 713). Глагол «быть» (здесь в значении «пребывать, находиться») не нуждается в субъекте, и он неоднократно связывается с инструменталем без твердой согласной.

[25] In dem passiven Ausdruck steht auch die Verbalform oft ganz unpersönlich.

[25] В пассивных конструкциях часто стоит безличная глагольная форма.

Hitop. p.9. l. 12.

Хитоп. с. 9, строка 12.

(9) suchintya chôktaN suvichârya yat kRtam

Das nach richtiger Ueberlegung Gesprochene, was nach richtiger Erwägung gethan ist.

То по правильному размышлению высказано, что по правильному обсуждению сделано было.

[26] So lange indess das Subject der Verbalform, und das Verbum dasselbe bleibt, verändert sich die Construction nie wesentlich. Es muss dies Subject immer zu beiden Redetheilen in Gedanken hinzugenommen werden, es mag sich nun ausdrücklich mehr auf den einen, oder den andren beziehen. Indess ist doch der Unterschied zwischen dem activen und passiven Ausdruck der Sätze (mit dem Nominativus oder Instrumentalis) immer darin fühlbar, dass man bei dem letzten sehr oft zweifelhaft seyn kann, ob das Subject nicht, auch grammatisch, besser zur Verbalform gehört, da bei dem activen Ausdruck der Nominativus geradezu das Verbum bestimmt, und die Verbalform für sich, und mit den von ihr regierten Worten, als ein Zwischensatz, stehen bleibt.

[26] Так подлежащее расширяется за счет глагольной формы, и глагол при этом остается, а изменение конструкции несущественно. В этом случае подлежащее всегда должно учитывать обе части речи; это более выразительно, чем другие отношения. При этом все же разница между активной и пассивной формой предложения (с номинативом или инструменталисом) в том и состоит, что в пассивной форме ощутимее отсутствие подлежащего, чем глагольной формы; выразительность предложения с номинативом или инструменталисом всегда тем чувствительнее, если далее нет подлежащего; и также грамматически лучше форма глагола, которая при активном значении номинатива напрямую определяет глагол и глагольную форму, и при этом ключевое слово раскрывается в придаточном предложении.

B

B

[27] Wenn das Subject nicht dasselbe ist, so hat die Verbalform entweder ein ausdrücklich, in einem eignen Substantivum, oder [367] Pronomen hinzugefügtes, oder dasselbe muss bloss in Gedanken ergänzt werden. Der letztere Fall steht dem vorigen näher, da das ausdrücklich erwähnte Subject in ihm das Hauptverbum des Satzes allein bestimmt, und ich fange bei demselben an.

[27] Когда нет подлежащего, тогда выраженные формы глагола реализуются собственно в существительном или местоимении, или должны лишь подразумеваться. Следующий падеж стоит близко к тому, что было перед этим сказано, здесь это выражено в упомянутом субъекте исключительно в главном глаголе предложения, и я начну с этого.

a. Activer Ausdruck, wo das Subject im Nominativus steht

а. Активные конструкции, в которых субъект стоит в номинативе

[28] Hier finden sich zuerst Stellen, wo das Subject zwar, wenn man auf die gemeynte Person, oder Sache sieht, dasselbe bleibt, wo es aber auf eine Weise, durch Bezeichnung einer seiner physischen oder moralischen Eigenschaften, angedeutet ist, auf welche die in der Verbalform liegende Handlung nicht passt, so dass man in Gedanken zu dieser nicht die ausgedrückte Eigenschaft, sondern die ganze Person beziehen muss.

[28] Здесь мы сначала находим позиции, в которых субъект, хотя и присутствует в качестве лица или вещи, но выражен таким способом, через обозначение его физических или этических качеств, что благодаря самой глагольной форме лишь мыслится, но не выражен формально, хотя и ясно о ком или о чем идет речь[6].

Ramayana. Book I. Sect. 2. sl. 16.

Рамаяна[7]. Кн. I. Ч. 2, шлока 16.

(10) taN tathâ nihataN dRSTvâ niSâdênâNDajaN vanê,

munêH ziSyasahâyasya kâruNyaN samajâyata.

Den also im Walde von dem wilden Jäger erschlagenen Eingebohrnen sehend, Entstand das Mitleid des schülerbegleiteten Heiligen.

Итак увидящий в лесу диким охотником убитый туземец, возникновение сострадания, которому сопутствует святость[8].

Ramay. B. I. Sect. 2. sl. 16.

Рам. Кн. I, Ч. 2, шлока 16.

(11) tasyêdamuktvâ vachanaN chintâbhût

Diese Rede gesagt habend, war sein Gedanke.

Выразившаяся (звучавшая, высказавшаяся) в его речи мысль.

Ramay. B. I. Sect. 3. sl. 67. a.

Рам. Кн. I, Ч. 3, шлока 67а.

(12) râmasya kôpaN vijNâya lakSmaNasya cha saNbhramaH

Lakschmanas Verwirrung nach Erkennung des Zornes des Ramas.

Смятение Лакшманы, узнавшего (силу) гнева Рамы[9].

[29] Hier passt das Subject des Verbum nicht zu der in der Verbalform ausgedrückten Handlung, da z. B. es nicht das Mitleid, sondern der Bemitleidende ist, welcher sieht. Man muss also in Gedanken ein andres, nur bloss der Verbalform eignes Subject ergänzen, oder die letztere ganz allgemein nehmen, und im obigen Beispiel: bei dem Anblick u. s. f. übersetzen.

[29] Здесь субъект глагола не подходит к действию, выражаемому глагольной формой, например, речь идет не о сострадании, а о сострадающих. Необходимо мысленно дополнять глагольную форму соответствующим субъектом или представлять последний в общих чертах, как в вышеприведенном примере.

Durchaus ähnlich ist folgende Stelle des Hitop. p. 24. l. 18. 19.

Похожий пример находим в Хитоп. с. 24, строка 18, 19.

(13) suvêzaN puruSaN dRSTva bhrâtaraN yadi va sutaN,

yôniH klidyati nârîNâN satyaN satyaN hi nârada.

und des Nalus. XII. 72. 73.

и в Нальяле[10], XII. 72, 73.

(14) dRsTvaiva tê paraN rûpaN – – – vismayô naH samutpannaH

Im Sehen deiner ausnehmenden Schönheit ist unsre Bewunderung entstanden. [368]

При видении твоей несравненной красоты наша восторженность возникла[11].

[30] Bisweilen ist das Subject des Hauptverbum ein durchaus verschiedenes, so dass das der Verbalform nur aus dem Sinne und dem Zusammenhange erkannt werden kann.

[30] Иногда субъект главного глагола различается, так что глагольную форму только по смыслу или в контексте можно узнать.

[31] Hitop. p. 8. l. 27. Ein alter Tiger hat einen Mann in einen Morast gelockt. Als er darin steckt, sagt der Tiger spöttisch, dass er ihn herausziehen will, dann fährt der Erzähler fort:

[31] Хитопад. стр. 8, строка 27. Старый тигр заманил человека в болото. Когда он там завяз, сказал тигр насмешливо, что он хочет его вытащить; потом продолжает рассказчик:

(15) ityuktvâ zanaiH zanairupagamya têna vyâghrêNa dhRtaH sa pânthô’ chintayat.

Nachdem er (nemlich der Tiger) also gesprochen hatte, und langsam, langsam herangekommen war, überlegte der von dem Tiger festgehaltne Wanderer.

После того как он (тигр) это сказал и медленно-медленно стал приближаться, охотник, которого тигр уже схватил, подумал[12].

[32] Der Tiger ist hier offenbar das Subject des ersten Satzes, und man muss daher die Verbalform sehr eng mit den unterstrichnen Worten verbinden, um einen sonst leicht möglichen Misverstand zu verhüten.

[32] Очевидно, что тигр здесь – субъект первого предложения, и нужно очень тесно связать глагольную форму с подчеркнутыми словами интонационно, чтобы избежать двусмысленности.

[33] Bisweilen ist zwar offenbar bei der Verbalform nicht das Subject des Hauptsatzes gemeynt, allein man braucht auch kein andres bestimmtes im Sinn zu haben, sondern die Verbalform steht unpersönlich da.

[33] Хотя иногда очевидно, что к глагольной форме не относится субъект главного предложения (и никакого другого додумывать не нужно), а просто она является безличной.

So Nalus. XII. 82. 83.

Нал. XII. 82, 83.

(16) sa – – – âhûya dêvanakuzalairjihmairjitaH

Er wurde, nach einer Herausforderung, von des Spieles Kundigen, verkehrten Menschen besiegt.

Его победит тот человек, который знает правила игры.

[34] Aus dem Zusammenhange dieser Stelle und der Erzählung der früheren Gesänge geht hervor, dass Nalas, von dem hier die Rede ist, nicht zum Spiele herausforderte, sondern von seinem Bruder Puschkaras (VII. 7.) herausgefordert wurde. Hier aber ist dieser nicht genannt, sondern die Herausforderung allgemein, und ohne Andeutung ihres Urhebers, erwähnt.

[34] Из контекста этого предложения и содержания предыдущей песни понятно, что Налас, о котором здесь идет речь, был вызван не для игры, а был вызван своим братом Пушкарасом (VII.7.). Но здесь говорится о вызове и не уточняется, от кого.

[35] An diese Stelle schliesst sich eine andre an, auf die ich allerdings weniger Gewicht lege, weil sie auf einer Leseart der Seramporer Ausgabe des Hitopadesa beruht, die in der Londoner sich anders befindet. Es lässt sich aber bei solchen Verschiedenheiten der Lesearten wohl annehmen, dass keine dem Genius der Sprache für ganz zuwiderlaufend gehalten wurde.

[35] Существует два варианта одного фрагмента, находящихся в серампуровском и лондонском издании Хитопадеши[13]. Но даже при таких разночтениях это вполне допустимо, потому что гений языка не станет придавать значения противоречиям.

Hitop. ed. of Seramp. p. 7. l. 3.

Хитоп. (изд. Серамп.) с. 7, строка 3.

(17) tataH saNjivaka ânîya darzanaN kâritaH

Darauf wurde Sandschivakas, nachdem man ihn dabin geführt hatte, des Anblickes (nemlich des Löwen) theilhaftig gemacht. [369]

Затем Зандшивакас, после того, как его туда привели, предстал перед взором льва.

[36] Hier ist das Subject des die Stelle des Verbum finitum vertretenden Participium Sandschivakas. Derselbe kann aber nicht das Subject der Verbalform seyn, sondern diese steht unpersönlich, oder müsste, was in andre Schwierigkeiten verwickelt, passiv übersetzt werden.

[36] Здесь субъектом в предложении, где личная форма глагола заменена причастием, является Зандшивакас. Однако он может не быть субъектом глагольной формы, которая может быть безличной или, запутанная другими трудностями, переводиться как форма в пассивном залоге.

Hitop. ed. of Lond. p. 54. l. 18. 19. liest man dagegen:

В лондонском издании Хитоп. с. 7, строка 3, читаем:

tataH saNîvakamânîya darzanaN kâritavantau

Darauf machten die beiden (nemlich Damanakas und Karatakas) den Sandschivakas, ihn hinzuführend, des Anblicks theilhaftig.

При этом оба (Даманакас и Каратакас) сделали так, что Зандшивакас, которого они привели, предстал перед взором.

[37] Hier ist die Construction ganz gewöhnlich, und Verbalform und Verbum finitum, oder vielmehr das an dessen Stelle stehende Part, praet. 3. act. haben dasselbe, nur nicht ausdrücklich genannte Subject.

[37] Здесь конструкция вполне обычная, и глагольная форма и личный глагол, или, по большей части, на этом месте стоящее причастие, имеют при этом только невыраженные конкретными именами названные субъекты.

[38] In einigen Stellen bleibt man zweifelhaft, welches Subject man verstehen soll, ob das aus dem unmittelbar Vorhergehenden zu entnehmende, oder das des Hauptverbum.

[38] В нескольких местах остаются сомнения, какой субъект должно понимать, заимствовать ли его из предшествующего изложения или из главного глагола.

[39] So Nalus. XIV. 10. Der Drache Karkotakas hat sich ganz klein zusammengerollt, und Nalas hat sich mit ihm in die feuerlose Gegend erhoben. Nun fährt der Dichter fort:

[39] Так Nalus. XIV. 10. Змий Каркотакас свернулся в маленький клубок, и Налас поднялся с ним туда, где не было огня. Поэт продолжает:

(18) âkâzadêzamâsâdya vimuktaN kRSNavartmanâ,

utsraSTukâmaN taN nâgaH punaH karkôTakô bravit

Da er die Gegend des Aethers erreicht hatte, die von Feuer befreite,

Тут он достиг области Кришны, свободной от огня,

Sagte der Drache Karkotakas wiederum zu ihm, der Lust hatte, ihn los zu lassen.

И вновь заговорил Каркотакас, радуясь его освобождению.

[40] Auf wen geht hier das unterstrichne Pronomen? auf Nalas, oder den Drachen? Beide erreichen mit einander den Aether. Aber richtiger wird dieses Wort und noch mehr das des Textes, welches von sad, g e h e n, herkommt, von dem Tragenden, als dem Getragenen gebraucht. Dagegen läuft die Construction der Verbalform natürlicher fort, wenn, wie ich es für die wahre Auslegung halte, in beiden Versen der Drache gemeynt ist.

[40] К кому относится подчеркнутое местоимение (он)? К Наласу или к змию? Они вместе достигают области Кришны. Но слово и весь дальнейший текст, который идет после zad, идти, принадлежит скорее тому, кто несет, чем тому, кого несут. Но естественное продолжение конструкции глагольной формы противоречит этому, и я полагаю, что в обеих строчках упомянут змий.

[41] Indess darf man nicht vergessen, dass es hier gar nicht nöthig war, gerade zu bestimmen, wer den Aether erreichte, da beide es thaten, und dass dies eine der Stellen ist, aus welchen man sieht, dass diejenige Erklärung der Verbalform die richtigere ist, welche der Hinzusetzung eines bestimmten Subjects überhebt. Ich würde daher hier die folgende Uebersetzung vorziehen: nach dem Erreichen der Gegend u. s. w. [370]

[41] Между тем нельзя забывать, что здесь и нет необходимости уточнять, кто именно достиг эфира – это сделали оба героя, – и что из этого примера видно: правильным является то объяснение глагольной формы, которое освобождает ее от прибавления определенного субъекта. Я бы предложил здесь такой перевод: после достижения области и т.д.

[42] Auch die Stelle des Nal. XI. 4. 5. würde nach der Boppischen Uebersetzung hierher gehören.

[42] К этому примеру из Nal. XI. 4. 5. относится и перевод Боппа.

(19) kathamuktvâ tathâ satyaN suptâmutsRjya kânanê,

kathamutsRjya gantâsi dakshâN bhâryâmanuvratâN.

[43] Herr Professor Bopp übersetzt den ersten Vers: Quomodo, (quod) dixisti, ita verum, dormientem qûm retiquisti in sylva? Hier wäre also est bei verum ausgelassen, und das Subject des Verbum die dritte Person, das Gesagte, das Subject der Verbalform aber die zweite. Allein ich gestehe, dass mich diese Erklärung nicht ganz befriedigt, da es, bei dieser Art zu construiren, gänzlich an einem Hauptworte fehlt, worauf sich das Adjectivum wahr beziehen kann. Denn die Verbalform kann doch nicht als das G e s a g t e genommen werden, und wenn man genau zu Werke geht, kann man nur übersetzen: wie, nach der Sagung, also wahr nach dem Verlassen der Schlafenden?

[43] Господин профессор Бопп переводит первую строку так: Quomodo, (quod) dixisti, ita verum, dormientem qûm reliquisti in sylva? Здесь опущено est перед verum, и субъект стоит при глаголе в 3-ем лице (тот, о ком говорится), но субъект при глагольной форме – 2-ого лица. Такое объяснение мне кажется не совсем удовлетворительным, т.к. у конструкции такого вида совершенно отсутствует главное слово, к которому относилось бы прилагательное истинный. Кроме того, глагольную форму нельзя понимать как то, о чем говорится, и перевести это можно только так: как, после того, что ты сказал, т.е. после оставления спящей?

[44] Die Worte des Scholiasten: «Was bei der Heirathswahl gesagt war: Ich werde dich nicht verlassen! Also «entscheiden wohl über die Construction der Stelle nichts, sondern erläutern nur, welche Versicherung gemeynt ist. Sollte man nicht beide Verse zusammennehmen, satyaN adverbialiter fassen, und übersetzen können:

[44] Сочетаясь узами брака, обычно говорят: я тебя никогда не оставлю! Конструкция фразы не определяет, а только поясняет, какое именно уверение имеется в виду. Не нужно собирать вместе обе строчки, так как в наречной форме satayN это уже выражено и можно перевести как:

Wie, wenn du also wahr geredet hast, verlassend im Walde die Schlafende,

Как, ты, когда такие слова говорил, оставивший в лесу спящую,

Wie verlassend die treue, ergebne Gattin wirst du hingehn?

Как, оставивший верную, преданную супругу, сможешь уйти?

[45] Die unterstrichnen Worte wären dann eine im Affect geschehene Wiederholung. In der ganzen Stelle scheint mir eine Steigerung der Idên zu liegen. Wenn du wahr redetest, wie konntest du verlassen, und nachdem du verlassen hattest, weiter gehn, und nicht zurückkehren? Diese verschiednen Sätze sind durch die Verbalformen leidenschaftlich an einander gekettet. Dass ich die erste mit wenn übersetzte, erträgt die Unbestimmtheit des Ausdrucks der Verbalform sehr gut, denn sie sagt nichts als: bei deinem wahrhaft Reden. Im Grunde ist auch wenn hier zu unbestimmt. Die Versicherungen des Nalas trugen so das Gepräge der Wahrheit, und Damayanti hält dieselben noch jetzt, trotz der widersprechenden Handlung, für so wahr, dass sie sich nur wundert, wie dieser Widerspruch zu reimen ist. [371]

[45] Подчеркнутое слово это повтор, отражающий эмоциональное состояние. Мне представляется, что в данном отрывке, таким образом происходит усиление основной идеи. Если ты говоришь правду, как ты мог ее оставить, и, после того как оставил, пойти дальше и не вернуться? Это предложение через глагольную форму эмоционально связано с другим. То, что я использовал при переводе слово «когда», очень хорошо выражает неопределенность глагольной формы, потому что она выражает истинность речи. В сущности, «когда» здесь слишком неопределенно. //Уверения Наласа обманывают, как признак правды и Дамаянти держит их еще сейчас, несмотря на противоречивые действия, для того, чтобы они только удивлялись, как согласовать это противоречие//.

b. Passiver Ausdruck

b. Пассивные конструкции

Hitop. p. 7. l. 2.

Хитоп. с.7, строка 2.

(20) uttâyôtthâya bôddhavyaN mahadbhayamupathitaN

Jedesmal beim Aufstehen muss man erkennen eine grosse sich erhebende Besorgniss.

Каждый раз при пробуждении нужно осознавать большую поднимающуюся тревогу.

[46] Hier ist der Ausdruck, wie wir ihn auch schon im Vorigen gefunden haben, unpersönlich, aber es scheint immer hervorzugehen, dass das Subject, auf welches das Erkennen geht, von demjenigen verschieden ist, dem das Aufstehen zugeschrieben wird.

[46] Здесь в безличной форме, с которой мы уже сталкивались, выражено то, что субъект, который осознает, отличается от того, кто пробуждается.

[47] In einer andren Stelle des Hitop. p. 25. l. 9. 10. scheint das Subject gleichfalls zu wechseln:

[47] В другом примере из Хитоп. с.25, строка 9-10, субъект изменяется аналогичным образом:

(21) tatastayâ kuTTinyâ tatkâraNaN yâraN parijNâya sâ lîlâvatî guptêna daNdêna daNditâ

Darauf wurde Lilavati, vermittelst der deu Buhlen, welcher die Schuld davon trug, erkannt habenden Kupplerin, mit heimlicher Züchtigung gezüchtigt.

Потом Лилавати, по вине возлюбленного, который и был узнан сводницей, будет наказана неожиданным [для нее] наказанием.

[48] Die Verbalform geht hier offenbar nicht auf die Gestrafte, welche das grammatische Subject des Hauptsatzes ausmacht, sondern auf die Kupplerin. Diese steht im Instrumentalis, und dieser Instrumentalis bezieht sich auf das Verbum finitum, nicht zwar in dem Sinn, dass sie die Strafe verhängte oder vollzog, aber dass sie, und ihre Erkennung des Buhlen dieselbe herbeiführte.

[48] Очевидно, что глагольная форм-а здесь относится не к наказанным, которые являются грамматическим субъектом главного предложения, а к своднице. Она стоит в творительном падеже[14], и этот падеж подчиняет личную форму глагола, хотя по смыслу она не накладывает наказания и не приводит его в исполнение, но ее лицезрение влюбленных влечет за собой наказание.

[49] Auch eine Stelle im Nal. XIV. 17. scheint hierher zu gehören. Der Drache sagt zu Nalas:

[49] Сюда же относится пример из Nal. XIV. 17. Дракон говорит Наласу:

(22) krôdhâdasûyayitvâ taN rakshâ mê bhavataH kRtâ

Da ich im Zorne den verflucht habe, ist deine Rettung von mir gemacht worden.

Я в гневе прокляну его [твоего обидчика], твое спасение будет мною соделано.

[50] Denn in der Verbalform ist das Subject die Schlange, und in dem als Verbum finitum dienenden Participium ein sich auf Nalas beziehendes Abstractum. Ich finde indess doch Bedenken, diese beiden Stellen hier anzuführen. Der Passiv-Ausdruck dreht allemal den Activ-Ausdruck gerade um, und macht das Object zum Subject. Dem Sinne (nicht der wörtlichen Construction) nach, sind also auch bei dem Participium hier die Kupplerin und die Schlange das eigentliche Subject, und das sich hier auf die letztere beziehende Pronomen kann, der Analogie andrer Stellen nach, auch auf die Verbalform bezogen werden. Stände statt des Dativus me der Instrumentalis mayâ, so könnte hierüber nicht der mindeste [372] Zweifel übrig bleiben. Indess ist auch kein Grund abzusehen, warum, wenn das Participium passivum, um das wirkende Subject auszudrücken, den Dativus annehmen kann, dies nicht derselbe Fall mit der Verbalform seyn sollte. Dass aber der Dativ statt des Instrumentalis gebraucht wird, lässt sich durch andre Stellen beweisen. Vgl. Ramay. B. I. S. 9. sl. 2. a.

[50] Субъект глагольной формы – змей, и в качестве личной формы глагола выступает причастие, контекстуально связанное с Наласом. Я посчитал целесообразным процитировать оба примера. Пассивный залог меняет значение активного залога на противоположное, делая объект субъектом. По смыслу (не по грамматической конструкции), входящие в причастный оборот сводница и змей являются собственно субъектами и могут относиться к местоимению в последнем примере, по аналогии с другими примерами, также относящимися к глагольной форме. Вместо формы дательного падежа стоит форма творительного mayâ, так что здесь не может возникнуть никакой двусмысленности. Между тем, нет очевидной причины для того, чтобы при помощи пассивного причастия выражать действительный субъект, который в этом случае приобретет форму дательного падежа, хотя этому падежу не положено сочетаться с глагольной формой. Но примеры употребления дательного падежа вместо творительного можно увидеть и в других примерах. Ср. Рамаяна. Кн. I, стр. 9, шлока 2 а.

C

C

[51] Dass die Verbalform ein ausdrückliches Subject mit sich führe, welches nicht zugleich mit auf das Verbum, das den ganzen Satz bildet, bezogen werden kann, kommt zwar vor, aber nur sehr selten, und ich habe nur sehr wenige Beispiele finden können, welche keine andre Erklärungsalt, oder Construction zuliessen. Es ist gewiss, dass sich diese Vorstellung auch am meisten von demjenigen Gebrauch der Verbalform entfernt, den wir oben, als den gewöhnlichsten und natürlichsten, erkannt haben. Bei diesem nemlich bildete die Verbalform einen blossen Zwischensatz, der sich an das Subject und das Verbum des Hauptsatzes anschloss; wenn sie mit einem eignen, von dem des Hauptsatzes verschiednen Subject ausgestattet wird, so entsteht durch sie ein vollständiger Satz, und sie kann sich dem andren nicht mehr gleich geschmeidig anfügen.

[51] Глагольная форма имеет при себе формально выраженный субъект, который одновременно может быть не связан с глаголом, образующим предложение, что хотя и встречается, но очень редко, и у меня совсем немного таких примеров, которые бы не допускали другого объяснения или другой конструкции. Очевидно, что это представление по большей части не соответствует вышеизложенному обычному и естественному употреблению глагольной формы. Среди названных – глагольная форма, образовывающая придаточное предложение, которое присоединяется к субъекту и глаголу главного предложения; если она с ним сочетается и главное предложение обслуживается другим субъектом, то возникает самостоятельное предложение, которое  может больше не согласовываться с другими.

Hitop. p. 35. l. 12. 13.

Хитоп. с. 35, строка 12, 13.

(23) tatô dûtî gatvâ tat sarvaN tuNgabalasyâgrê nivêditaN.

Darauf da die Botin gegangen (gekommen) war, ward dies alles vor dem Tungabalas gemeldet.

Тут пришла посланница, стало все Тунгабале известно.

[52] Die Seramporer Ausgabe hat aber hier eine andre Leseart. Sie setzt statt des Nominativs dûtî den Instrumentalis dûtikayâ und verändert mithin die sehr ungewöhnliche Construction in eine gewöhnliche, wo der Instrumentalis sich auf das Participium passivum bezieht, welches mit ausgelassnem Verbum substantivum den Satz bildet, und die Verbalform nur dazwischen geschoben ist.

[52] В Serampor-издании другой вариант. Вместо формы именительного падежа dûtî стоит форма творительного dûtîkayâ, и необычная конструкция превращается в обычную, где творительный падеж относится к пассивному причастию, которое вместе с субстантивировавшимся глаголом образует предложение, и глагольная форма только вставлена между ними.

Darauf wurde von der Botin, nach ihrem Dahingehen, dies alles u. s. w.

Тут было от посланницы, после ее прихода, все… и т.д.

[53] Da es aber viel wahrscheinlicher ist, dass die seltnere Wortstellung in die gewönlichere, als umgekehrt, umgeändert wurde, so dürfte der Leseart der Londoner Ausgabe der Vorzug zu geben seyn. [373]

[53] Но более вероятно, что необычный порядок слов как правило меняется на более обычный, поэтому лондонскому варианту издания отдается предпочтение.

Nalus. V. 34. 35.

Nalus. V. 34-35.

(24) damayantîN tathâ vâgbhirabhinandya kRtâNjaliH,

tau parasparataH prîtau dRshtvâ tvagnipurôgamân,

tan êva zaraNaN dêvân jagmatur manasâ tadâ.

Da er, die Hände zusammen gefaltet, also mit seinen Worten die Damayanti erheitert hatte,

Тут он, сложив руки, со своими словами по расчету женился на Дамаянти,

So wendeten sich beide, fröhlich gegenseitig durch einander, sehend die vom Agnis Geführten,

//Обратились оба радостно взаимно друг к другу (…)//

Auch also im Geist um Schutz zu den Göttern.

Также мысленно к богам за защитой.

[54] Hier steht die Verbalform zweimal; zunächst dem Verbum hat sie mit demselben dasselbe im Dualis stehende Subject, allein das erstemal bezieht sie sich nur auf eine der beiden im Verbum gemeynten Personen, und diese steht in Form eines Adjectivs neben ihr. Dies Adjectivurn kRtâNjaliH drückt zwar nur die Art und Weise der Stellung des Nalas aus, und hat hier gewissermassen nur die Bedeutung eines Adverbium. Man kann auch dabei bhûtvâ, im Seyn, seyend, ergänzen, so wie dies Nal. XIV. 4. a. wirklich mit einem ganz ähnlichen Worte (prâNjalirbhûtvâ) verbunden ist. Dann entsteht ein neuer Zwischensatz, in welchem das Adjectiv nicht das Subject, sondern das Praedicat ausmacht. Allein wie man sich drehen und wenden mцge, so bleibt es immer richtig, dass in dem ersten dieser drei Verse nur von Nalas allein, in den beiden letzten von ihm und Damayanti zugleich die Rede ist, und dass Nalas durch ein, sich bloss auf ihn beziehendes im Nominativ stehendes Adjectivurn eingeführt wird. Die Construction würde also, wenn auch das Adjectivurn durch Ergänzung einer andren Verbalform, gänzlich zum Adverbium gemacht würde, immer zu dem zweiten Fall gehören, wo das Subject wechselt, und der ausdrücklichen unveränderten Wortstellung nach, entfernt sich diese Stelle noch weiter von der gewöhnlichen Construction, und wird der in der Londoner Ausgabe des Hitopadesa (Beispiel 23.) gleich.

[54] Здесь глагольная форма повторяется дважды, прежде всего глагол согласуется с субъектом, стоящим в двойственном числе, одна в первый раз относится только к двум упоминаемым в глаголе лицам, и они стоят при ней в форме прилагательного. Это прилагательное kRtâNjaliH выражает только вид и способ положения Наласа, и имеет здесь значение наречия. Сюда же можно отнести и bhûtwâ, «быть», «бывший», так как это в Nal. XIV. 4а. действительно связано с похожими словами (prâNjahrbhûtvâ). Затем возникает новое придаточное, в котором прилагательное образует не субъект, а предикат. С какой стороны ни посмотреть, всегда окажется верным, что в первой строчке речь идет только о Наласе, в последних двух – о нем и о Дамаянти одновременно, и что Налас представляется нам через прилагательное в именительном падеже. Такая конструкция, в которой прилагательное путем добавления глагольной формы полностью переходит в наречие, относится ко 2-ому случаю где субъект изменяется, и формально неизменный порядок слов делает это предложение непохожим на обычную конструкцию, и оно аналогично примеру № 23 из лондонского издания Хитопадеши.

Hitop. p. 54. l. 16. 17.

Хитоп., с. 54, строка 16-17.

(25) tatô vânaraiH ghaNTâN parityajya phalâsaktâ babhûvuH.

Darauf, nach Verlassung der Glocke durch die Affen, wurden sie (nemlich die Affen) auf die Früchte aufmerksam.

После оставления колокольчика обезьянами стали они (то есть обезьяны) внимательны на фрукты.

[55] Es ist nemlich in dieser Stelle von einer Glocke die Rede, welche im Besitze von Affen ist, und die denselben durch ein Weib entwunden wird, welche die List anwendet, ihre Aufmerk- [374] samkeit durch hingestreutes Obst von der Glocke abzuziehen. Die Construction der Stelle aber ist sehr merkwürdig, und ich kenne bis jetzt in dieser Hinsicht keine ihr völlig gleiche. Denn der Instrumentalis vânaraiH kann sich hier durchaus nicht auf das Hauptverburm babhûvuH beziehen, da dies den Nominativus wanarah fordern würde. Er lässt sich auch sonst auf keine Weise mit dem Hauptsatz in Verbindung bringen. Man kann ihn daher nur an die Verbalform parityajya anschliessen, und diese hat daher hier deutlich und bestimmt ihr Subject im Instrumentalis, ihr Object im Accusativus bei sich. Zu dem Verbum des Hauptsatzes babhûvuH muss man das Subject vânarâH aus vânaraiH, dem Sinne nach, ergänzen.

[55] В предложении речь идет о колокольчике, принадлежащем обезьянам, который отнимает у них женщина, хитростью переключающая их внимание с колокольчика на фрукты. На эту конструкцию стоит обратить внимание, я не знаю никакой другой, полностью идентичной ей в этом отношении. Творительный падеж vânaraiH не может относиться к главному глаголу babhûvuH , который требует именительного падежа vânarâH. Тогда нет никакой возможности связать его с главным предложением. Сюда может примыкать глагольная форма parityajya, субъект которой всегда стоит в творительном падеже, а объект – в винительном. Глагол главного предложения babhûvuH необходимо мысленно дополнять субъектом vânarâH.

[56] Die Seramporer Ausgabe liest hier vânarâH statt vânaraiH, wodurch alles leicht und gewöhnlich wird. So ist dies der dritte Fall, in welchem diese beiden Ausgaben in der Construction dieser Verbalformen von einander dergestalt abgehen, dass die eine (die Seramporer zweimal, die Londoner einmal) die leichtere und gewöhnlichere, die andre die seltnere Construction hat. Man darf daher die letztere wohl nicht, als einen Schreib: oder Sprachfehler ansehen, sondern kann annehmen, dass auch sie, den Gesetzen der Sprache nach, für erlaubt gehalten werde.

[56] В serampor-издании стоит vânarâH вместо vânaraiH, и таким образом конструкция становится простой и привычной. В третьем случае в обоих изданиях глагольные формы в конструкциях отделяются друг от друга, так что одни (в Serampor-издании 2 раза, в лондонском один) создают простую и обычную конструкцию, другие – редкую. Этот последний случай нельзя рассматривать как описку или оговорку, принимая во внимание, что, по законам языка, они могут иметь право на существование.

Ramay. B. I S. 1. sl. 61. 62.

Рам. Кн.I. Ч.1, шлока 61-62

(26) têna mâyâvinâ dûramapavâhya nRpâtmajau,

râvaNô’ ntaramâsâdya sîtaN – – jahâra.

Nach der Entführung der beiden Fürstenentsprossnen durch den Zauberer, raubte Ravanas, in das Innre hineingehend, Sita.

После похищения обоих князей волшебником, похитил Равана, войдя вовнутрь, Ситу.

[57] Die Handlung der Verbalform, die Wegführung der beiden Fürstenentsprossnen, geht auf Marichas, der als Zauberer bezeichnet ist, das Hauptverburn auf Ravanas. Allein der Instrumentalis, in welchem Marichas steht, wird vom Hauptverbum regiert. Ravanas raubte die Sita vermittelst der von Marichas vollbrachten Wegführung. Dass der Dualis, welcher den ersten Vers schliesst, ein Accusativ ist, und von der Verbalform regiert wird, braucht nicht bemerkt zu werden.

[57] Действие, выражаемое глагольной формой – отъезд обоих князей – каузировано Маричей, который назван здесь волшебником, а действие, выраженное глаголом-сказуемым производит Равана. Но форма творительного падежа слова «волшебник» управляется глаголом-сказуемым. Похищению Ситы Раваной способствовало то, что Марича увез князей. Нет необходимости отмечать, что форма двойственного числа в первой строчке стоит в винительном падеже и управляется глагольной формой.

[58] Eine andre Stelle (27) des Ramayana (B. I. Sect. 9. sl. 7. u. folg.) führe ich nicht an, weil sie eine doppelte Interpunction und Construction zulässt. Da sie zu lang herzusetzen ist, muss ich dem Leser überlassen, sie nachzulesen, und bemerke nur, dass, wenn [375] man den Satz am Ende des ersten Verses des achten Slokas schliesst, und den neuen von dem zweiten bis zum ersten des zehnten Slokas fortlaufen lässt, alsdann auch eine Construction entsteht, wo sich auf die Verbalform rôpayitvâ, wachsen machend, pflanzend, der Nominativus pârthivâH, auf das Participium verbi neutrius prayâtâ (welches für das Verbum finitum, s i e g i e n g e n, steht) der Nominativus susamRddhâH, die wohl zubereiteten, bezieht. Bei dieser Interpunction gehörte die Stelle zu der hier in Rede stehenden Constructionsart. Da aber diese immer sehr selten ist, so scheint es wohl natürlicher, bei dem ersten Verse des achten Slokas den Satz nicht zu schliessen, sondern dies erst nach dem zweiten des neunten Slokas zu thun. Dann bezieht sich die Verbalform auf das Part. act. kRtavân, welches, mit ausgelassnem Verbum s e y n , e r m a c h t e heisst, und beide haben dasselbe Subject. Indess folgt alsdann die Verbalform mit drei ganzen von ihr regierten Versen auf das Hauptverbum, was gewiss auch sehr ungewöhnlich ist, wenn gleich, mit wenigeren davon abhängenden Worten, das Nachfolgen der Verbalform häufiger vorkommt. Vgl. Nal. XI. 24. Ramay. B. I. S. I. sl. 62. a.

[58] Другой пример (27) из Рамаяны (Кн.I. Ч.9, шлока7 и далее) я не привожу, так как в нем есть вставные конструкции, и он предполагает дополнительную расстановку знаков препинания. Он слишком длинный, чтобы приводить его здесь, поэтому я предоставляю читателю дальше читать самому и только отмечаю, что когда предложение «длится» с первой по восьмую шлоку, а новое продолжается со 2-й по 10-ю, тогда возникает конструкция, в которой глагольная форма rôpayitvâ удлиняется («посаженный»), а форма именительного падежа pârthivaH относится к форме именительного падежа susamRâddhâH причастия verbi neutrius prayâtâ (которое замещает личную форму глагола «они шли»). С такой расстановкой знаков препинания это предложение относится к тому типу конструкций, о котором идет речь. Но такие примеры встречаются редко, и кажется более естественным «располагать» предложения не в шлоках 1 – 8, а в шлоках 2 – 9. Тогда глагольная форма относится к действительному причастию kRtavân, которое в сочетании с глаголом «быть» переводится как «он сделал», и оба имеют один и тот же субъект. Затем за глагольной формой следуют еще три строчки, управляемые глаголом-сказуемым, что также в высшей степени необычно, в то время как аналогичные конструкции с небольшим количеством зависимых слов после глагольной формы встречаются чаще. Ср. Nal. XI. 24.; Рамаяна Кн.I. Ч.1, шлока 62.а.

[59] Ist einmal, wie hier, durch wenige, aber sichre, und keine andre Deutung ulassende Stellen bewiesen, dass die Verbalform, sowohl im Nominativus, als Instrumentalis, ein eignes, sich ausschliesslich auf sie beziehendes Subject haben kann, so können, und müssen sogar auch einige andre Stellen hierhergezogen werden, in welchen das Subject zwar, der mechanischen Construction nach, auch mit dem Hauptverbum verbunden werden kann, allein, dem Sinn und der Stellung nach, doch eigentlich der Verbalform angehört. Von solchen will ich hier noch einige anführen.

[59] Раз мы привели здесь, пусть и в небольшом количестве, ясные и недвусмысленные примеры того, как глагольная форма может управлять субъектом и в именительном, и в творительном падеже, то можно и даже нужно привести и такие примеры, в которых субъект хоть и согласуется с глаголом-сказуемым, но по смыслу связан только с глагольной формой. Привожу некоторые из них здесь:

Hitop. p. 25. l. 16. 17.

Хитоп. с. 25, строка 16-17.

(28) tataH khanitramâdâya têna parivrâjakêna mama vivaraN

khanitvâ chirakâlôpârjtaN dhanaN gRhîtaN.

Darauf wurde mein seit langer Zeit zusammengeraubt gewonnener Reichtaum von dem Bettelgeistlicnen genommen, der ein Grabscheit ergriff, und meine Hole aufgrub.

Было мое давно награбленное богатство взято нищим, который схватил палку и разрыл мою пещеру.

[60] Hier gehört der Instrumentalis, dem Sinn nach, wohl offenbar zu den Verbalformen, zwischen denen er steht, und darf bei dem Hauptverbum nicht wiederholt werden. [376]

[60] Очевидно, что здесь форма творительного падежа по смыслу относится к глагольной форме, внутри которой находится, и не может повторяться при глаголе-сказуемом.

Ramay. B. I. Sect. 9. sl. 4. 5.

Рамаяна Кн.I. Ч. 9, шлока 4, 5.

(29) indriyârthairabhimatairnarachittâpahâribhiH,

lôbhayitvâbhyupâyêna kshipramânîyatân vanât.

Nachdem in ihm, vermittelst die Sêle anlockender, den Verstand entrückender Gegenstände der Sinne, Begierde erregt ist, werde er durch solche List schnell aus dem Walde herbeigeführt.

После того как в нем способствует душа заманчивому, разумом отторгнуты предметы сознания [помыслы], возбуждены страстные желания, был он [им] хитростью быстро приведен из леса.

[61] Der ganze erste, aus drei im Instrumentalis stehenden Worten gebildete Vers bezieht sich sichtbar allein auf die Verbalform, das Hauptverbum führt sein, eignes wirkendes Subject, auch im Instrumentalis, bei sich.

[61] Безусловно, все три формы творительного падежа, образовывающие первую строчку, относятся только к глагольной форме,. А глагол-сказуемое главного предложения подчиняет себе свой собственный действительный субъект, также стоящий в творительном падеже.

Ramay. B. I Sect. I. sl. 78. 79.

Рамаяна Кн. I. Ч. 1, шлока 78-79.

(30) samayaN tau tataH kRtvâ naravânarapuNgavau,

kishkindhyâN râmasugrivau jagmatustau guhâN tadâ.

Da die beiden stärksten der Menschen und Affen eine Zeit bestimmt hatten, so kamen beide, Ramas und Sugrivas, in die Hole von Kischkindhya.

Сильнейший из людей и обезьяна вдвоем уточнили время, и пришли оба, Рама и Сугрива, в пещеру Кишкинди.

[62] Die Nominative stehen hier in Apposition, da aber das Pronomen tau, was ohngefähr dem Homerischen Artikel entspricht, und eine zwischen dem Pronomen demonstrativum, und dem Artikel andrer Sprachen mitten inne liegende Bedeutung hat, dem ersten hinzugefügt ist, so beweist dies, wie die Stellung dieser Casus, dass die des ersten Verses der Verbalform, die des zweiten dem Hauptverbum angehören.

[62] Именительный падеж здесь стоит в приложении (Рама и Сугрива). Местоимение tau, которое стоит в начале предложения, соответствует артиклю и скрывает в себе некоторое внутреннее значение, и это доказывает отношение этой падежной формы глагольной форме первой строки, относящейся ко 2-ому глаголу-сказуемому.

[63] Eine Stelle des Ramayana (B. I. Sect. 3. sl. 142, a.) weicht gewissennassen von allen bisher angeführten ab. Es wird der Inhalt eines Buches des Ramayana angegeben, und eine ganze Reihe von Versen hindurch folgen blosse Nominative auf einander, die zwar in diesen Inhaltsverzeichnissen bisweilen von dem Verbum: w i r d e r z ä h l t unterbrochen sind, aber grossentheils absolut, wie Titel der Abschnitte, bald im Singularis bald im Pluralis da stehen. Auf eine beträchtliche Anzahl solcher Nominative folgen die Verse:

[63] Пример из Рамаяны в некоторой степени отличается от других, приведенных здесь. Это обусловлено содержанием книги «Рамаяна», где целый ряд строк идет только в именительном падеже, хотя в этом перечне иногда идут подряд и глаголы: фраза, начинающаяся со слов «было рассказано» не всегда согласована, так как названия глав стоят как в единственном, так и во множественном числе. Значительное количество форм именительного падежа встречаем в строчке:

(31) kâvyasya chântê vijNâya svaputrau tau kuzîlavau,

vâlmîkêzchaiva vâkyâni vilâpô râghawasya cha.

Und am Ende des Gedichtes, nach der Anerkennung seiner eignen Söhne, des Kusi und Lava,

И в конце истории, после одобрения своих собственных сыновей, Куши и Лава,

Die Reden Valmikis, und die Klage des Raghu-Entsprossnen.

речь Вальмики и вопль членов семьи раджи.

[64] Die Verbalform ist hier offenbar nur eine andre Wendung, welche der Dichter, statt der gewöhnlichen Folge von Nominativen, [377] gebraucht hat, es müsste denn, was man nur aus diesem, noch ungedruckten Theil des Gedichts beurtheilen könnte, ein näherer Zusammenhang zwischen Valmikis Reden, und jener Anerkennung vorhanden seyn. Auf alle Fälle ist aber die Verbalform, wenn man sie nach der Analogie der obigen Beispiele betrachtet, sehr wunderbar gebraucht. Denn die Anerkennung muss durch Ramas geschehen seyn, welcher der Vater der genannten Jünglinge war, und derselbe mit dem in der Folge erwähnten Abkömmling des Raghu ist. Dies muss man aber wissen, denn in den zunächst vorhergehenden Versen kommen wohl andre Personen, allein Ramas nicht namentlich vor. Nachdem nun auf diese Weise das Subject der Verbalform Ramas ist, folgt als Subject des Substantivs, von welchem hier, wie sonst von dem Verbum, die Verbalform abhängt, Valmiki. Wollte man aber sagen, die Verbalform müsse zu dem weiter folgenden Substantiv: Ramas Klage gezogen werden, so stehen Valmikis Reden, die Construction unterbrechend, dazwischen. Man kann also wohl nur annehmen, dass der Dichter gar nicht beabsichtete, die Anerkennung der Söhne mit Valmikis Reden, und Ramas Klage in irgend eine Sachverbindung zu setzen, sondern die Construction nur des Verses, oder der Mannigfaltigkeit wegen abwechselte, die Verbalform ganz absolut in dem Sinn eines Substantivs nahm, und es für überflüssig hielt, Ramas dabei wirklich namhaft zu machen, theils weil das ganze Gedicht von ihm handelt, und es sich dadurch von selbst versteht, dass, wo nicht ausdrücklich andre genannt werden, er handelnd auftritt, theils weil die Namen seiner Söhne allgemein bekannt waren. So scheinen auch die Englischen Uebersetzer die Stelle gefasst zu haben, die sich um die Verbalform gar nicht kümmern, sondern ebenso übersetzen, als stände sie nicht da:

[64] Поэт здесь изменяет глагольную форму, вместо того, чтобы, как обычно, использовать после нее форму именительного падежа – он это делает для того, чтобы посвятить нас в еще не рассказанную часть истории, в связь между речью Вальмики и имевшим место одобрением. Во всех этих и аналогичных случаях употребление глагольной формы примечательно. Одобрение исходило от Рамы, отца указанных юношей, и (…) вывод упомянутых потомков Раджи. Но нужно знать, что в следующих приведенных строчках встретятся и другие герои. Субъектом глагольной формы является Рама, а субъектом глагола, от которого она зависит, является Вальмики. Нужно отметить, что глагольная форма должна следовать за субстантивом – словосочетание «речь Вальмики» является вставной конструкцией. Также нужно принять во внимание, что поэт не намеревался как-то связать одобрение сыновей с речью Вальмики и с воплем Рамы, но конструкция строк и их растущее разнообразие заставляет нас воспринимать глагольную форму как субстантив; и совершенно излишне называть Раму по имени: отчасти потому, что ему-то и посвящена вся история (и для того, чтобы было понятно, о ком идет речь, совсем необязательно называть его), отчасти потому, что имена его сыновей тоже уже всем известны. Вот как переводит английский переводчик, не заботясь о глагольных формах:

Rama recognizes his two sons at the end of the song — the discourse of Valmikê — Raghuva’s lamentation.

Рама узнает двух своих сыновей в конце песни – речь Вальмики – плач раджи (англ).

§3

§3

[65] Die Verbalformen in tvâ und ya werden in der Regel in der Bedeutung einer vergangenen Zeit gebraucht. Dies geht aus allen oben angeführten Beispielen hervor. Es liegt dies auch in ihrer Natur, da sie gewöhnlich dasjenige, worauf etwas Andres folgt, den Grund, aus dem es entspringt, das Werkzeug, vermittelst [378] dessen es bewirkt wird, anzeigen, und immer als Vorderglieder verbundner Sätze dienen. Indess sind beide Zustände, oder Handlungen oft so unmittelbar auf einander vorgehend, dass sie sich eigentlich mehr begleiten, als folgen, wie (Beispiel 10.) Valmikis Gewahrwerden des erschlagnen Vogels, und sein aus diesem Anblick entspringendes Mitleid, (Beispiel 22.) die Verwünschung des Drachen, und die dadurch bewirkte Rettung Nalas, (Beispiel 12.) Lakschmanas Bemerken des Zornes des Ramas, und seine daraus entstehende Verwirrung, und eine Menge andrer Fälle mehr. In andren Wendungen und Constructionsarten würde man sehr füglich beide solche, als auf einander folgend dargestellte Zustände im Praesens ausdrücken können. Gerade deshalb aber weil die Folge so unmittelbar, und mit so kaum bemerkbarem Zwischenraume angenommen werden kann, wird es schwer, bei diesen Verbalformen solche aufzuzeigen, die nothwendig als Praesens angesehen werden müssen, und in denen nicht noch irgend ein, noch so unbedeutender Zwischenraum nachgewiesen werden könnte. In dem Constructionsgange ist nun ausserdem die Verbalform immer der früher erscheinende Theil.

[65] Суффиксы tvâ и ya, как правило, употребляются в глагольных формах прошедшего времени. Это очевидно из вышеприведенных примеров. Эти суффиксы указывают на причину, из которой вытекает определенное следствие, инструмент, посредством которого вызывается какое-либо явление, и, таким образом, обеспечивают связность предложения. Однако часто два действия или состояния так тесно взаимосвязаны, что скорее сопутствуют друг другу, чем следуют один за другим, как в примере 10. Жалость Вальмики к убитой птице (пример 22), проклятие Дракона, спасающее Налу (пример12), смущение Лакшманы при гневе Рамы – можно привести еще много примеров. В некоторых оборотах и конструкциях оба состояния можно выражать настоящим временем. Поэтому, если следствие непосредственно связано с причиной, но их разделяет незначительный временной промежуток, то сложно из этих форм выбрать нужную. Последовательность действий обозначается не только глагольной формой, но и порядком частей сложного предложения.

[66] Herr Professor Bopp hat indess (Anm. zu Nalus. S. 202. 32 Anm. 77.) auf einige Stellen (32) aufmerksam gemacht (Nal. IX. 24. XX. 13. a. Man vgl. ferner Conjugationssystem. 48.), die ich deshalb nicht wiederhole, gegen die sich, nach meiner Ueberzeugung, nichts Gegründetes anführen lässt.

[66] Некоторые из этих случаев (32) уже были подробно описаны господином Боппом («Примечания к Нальяле», с. 202, прим. 77; Nal. IX. 24. XX. 13, a. Сравн. Conjugationssystem. S. 48), и эти описания я не считаю необходимым повторять.

Eine andre, meines Erachtens, gleich beweisende Stelle ist im Hitop. p. 22. l. 10.

Другой аналогичный пример приведен в Hitop. с. 22. строка 10.

(33) kimatrâvasthâya mayâ kartavyaN.

Was soll ich im hier Bleiben thun?

Что я, оставаясь здесь, должен делать?

[67] Wollte man schlechterdings auf der Bedeutung eines Praeteritum bestehen, so könnte man freilich auch hier übersetzen:

[67] Если глагол употреблен в прошедшем времени, то перевести можно и так:

Was sollte ich thun, nachdem ich hier geblieben wäre, oder seyn würde?

Что я должен делать, после того, как я остался здесь, или останусь здесь?

allein eine solche Auslegung schiene mir wenigstens keinesweges natürlich.

Такая трактовка кажется мне, по меньшей мере, естественной.

[68] Indess giebt es, wie schon Herr Ritter von Schlegel (Ind. Bibl. S. 125.) bemerkt hat, Stellen, wo die Verbalform mit einem Futurum verbunden ist, und dadurch die Bedeutung eines Futurum perfectum annimmt. [379]

[68] Однако, как уже отметил господин Риттер фон Шлегель, встречаются и случаи, когда глагольная форма употребляется в будущем времени.

Dies ist Beispiel 8. und Nal. XI. 24. a. der Fall.

Это видно из примера 8.

[69] Dass jedoch diese Verbalformen wirklich die Bedeutung des Praesens haben können, setzt, ausser den oben angeführten, eine andre Stelle des Nalas (X. 10. a.) ausser allen Zweifel, in welcher der Dichter selbst zu erkennen giebt, dass er die Verbalform als Praesens gebrauchte.

[69] Более того, эти глагольные формы могут стоять и в настоящем времени. Помимо вышеприведенных примеров, смотри также реплику Налы, которая, несомненно, демонстрирует употребление таких глагольных форм как форм настоящего времени.

(34) kiN nu mê syâdidaN kRtvâ kiN nu mê syâdakurvatah

Was kann mir nun seyn beim dieses thun, was nun mir, dem nicht thuenden?

Что со мной теперь случится то, что не случалось?

[70] Hier ist offenbar der reine Gegensatz d a s t h u n, und n i c h t t h u n, und es würde durchaus unnatürlich seyn, wenn das eine Wort in einem andren Tempus stände, als das andre. Der Gegensatz würde dadurch schielend. Da nun die Negation in dem Participium des Praesens, nicht des Perfectum ausgedrückt ist, so ist dadurch unbezweifelt klar, dass der Dichter auch die Verbalform in tvâ, welche den positiven Satz ausdrückt, als ein Praesens ansah. Der Sinn der Stelle überhaupt liesse übrigens beide Tempora zu, da der Redende sich in die Lage setzen kann, schon gehandelt zu haben, und die Folgen der Handlung zu überdenken. Die Stelle ist auch dadurch merkwürdig, dass darin das Participium und die Verbalform gleichgültig zur Bezeichnung desselben Gedankens gebraucht wird, da es doch vom Dichter abhieng, auch in dem ersten Theil des Satzes sich eines Participium zu bedienen, und auch die Verbalform in tvâ das a privatvum zulässt.

[70] Здесь очевидное противоречие между «случалось» и «не случалось», и, это было бы неестественно, если бы одно слово употреблялось не в том же времени, что другое. Это бы и вызывало противоречие. Но отрицание относится к причастию настоящего времени, а не к перфектному причастию, поэтому ясно, что поэт рассматривал форму с суффиксом tvâ в утвердительной части предложения как форму настоящего времени. Вообще смысл высказывания зависит от времени обоих глаголов, и говорящий может занять позицию, при которой действие уже совершено, и обдумываются его последствия. Этот пример интересен тем, что в 1-ой части предложения поэт использует причастие вместе с глаголом на tvâ.

[71] Die hier betrachteten Verbalformen deuten daher nicht immer ein Praeteritum, sondern auch bisweilen ein Praesens und Futurum an. Da aber in ihnen selbst gar keine Zeitbezeichnung liegt, indem sie, ohne allen Unterschied, immer dieselben bleiben, so redet man genauer, wenn man sagt, dass sie die blosse Handlung des Verbum ausdrücken, das Sagen, Gehen, Erkennen u. s. f., und dass diese Handlung, je nachdem es der Sinn der jedesmaligen Stelle, oder das begleitende Verbum fordert, in alle Zeiten treten kann, die Zeit aber auch nur durch diese, ausserhalb der Verbalform selbst liegenden Umstände bestimmt wird; dass jedoch aus den weiter oben entwickelten Gründen die Bedeutung der vergangnen Zeit bei weitem die vorherrschende ist.

[71] Таким образом, рассмотренные глагольные формы не всегда употребляются в прошедшем времени, но также в настоящем и будущем. Но сами по себе они не являются временными показателями и никогда не изменяются; если точнее, то, когда говорят о действии, выраженном глаголом (говорить, ходить, узнавать и т.д.) – и эти действия, в зависимости от смысла конкретной фразы от последующего глагола, могут стоять в любых временах, – независимые обстоятельства становятся определенными. Тем не менее, по рассмотренным выше причинам формы прошедшего времени употребляются чаще.

§4

§ 4

[72] Auf die hier versuchte Darlegung der reinen grammatischen Thatsache würde ich am liebsten die Entwicklung der Meynungen [380] der einheimischen Grammatiker über diesen Punkt folgen lassen wenn ich mich nicht ohne die nöthigen Hülfsmittel dazu befände. Ich muss indess recht sehr wünschen, dass diese Lücke bald durch jemand ausgefüllt werden möge, welchen seine Lage hierin besser begünstigt.

[72] Развивая по этому вопросу идеи отечественных исследователей, я излагаю здесь чисто грамматические факты. И между тем я желаю, чтобы пробелы в изучении этих форм, были заполнены кем-нибудь как можно скорее.

§5

§5

[73] Geht man die hier zusammengestellten Beispiele, die ich zwar nicht wagen möchte vollständig zu nennen, die jedoch gewiss die hauptsächlichsten und wesentlichsten Fälle enthalten, in Gedanken durch, so ergiebt sich aus denselben:

[73] Рассматривая эти примеры, которые я все же не рискну назвать исчерпывающими, мы составляем представление о важнейших и наиболее существенных пунктах и выясняем, что:

[74] 1. dass durch diese Verbalformen dem mit dem Verbum finitum ausgedrückten Satze allemal etwas, dem darin Ausgesagten Vorangegangnes, oder dasselbe Begleitendes, oder Bestimmendes hinzugefügt wird;

[74] 1) через личные глагольные формы выражается нечто, либо предшествующее собственно высказыванию, либо сопровождающее или определяющее его;

[75] 2. dass diese fernere Bestimmung bald allein steht, bald andre Begriffe von sich abhängig macht, bald sich mit dem Hauptsatze auf dasselbe, bald auf ein eignes, verschiednes Subject bezieht;

[75] 2) эти дальнейшие определения и уточнения либо одиночны (т.е. зависимых слов не имеют), либо имеют при себе зависимые слова, либо к ним относится главное предложение, либо они сами относятся к субъекту;

[76] 3. dass diese Verbalformen zu activem und passivem Ausdruck dienen,dass sie gegenwärtige, vergangne und zukünftige Zeit andeuten, dass das Subject bei ihnen in jedem Genus und Numerus stehen kann;

[76] 3) эти глагольные формы могут употребляться в активном и пассивном залогах, в прошедшем, настоящем и будущем временах; субъект при них может стоять в любом числе и роде;

[77] 4. dass diese Verbalformen in allen diesen Fällen durchaus unverändert bleiben, und dass die einzige Verschiedenheit, die sich in ihrem Gebrauch findet, die Endung in tvâ und ya, von allen hier aufgezählten Umständen, und überhaupt von ihrem syntaktischen Gebrauche unabhängig ist;

[77] 4) эти глагольные формы всегда остаются неизменными; единственное различие в их употреблении, – окончания tvâ и ya, – от всех перечисленных здесь обстоятельств и вообще от синтаксиса предложения независимо;

[78] 5. dass sie also durch sich selbst nichts, als den blossen allgemeinen und unbestimmten Begriff einer Handlung, oder eines Vorganges enthalten, alle ferneren Bestimmungen dieses Begriffs aber lediglich aus den ausdrücklich dabei stehenden Worten oder aus dem Sinne des Ganzen genommen werden müssen;

[78] 5) сами по себе они выражают только общее значение или неопределенное понятие действия или события; все дальнейшие определения этого понятия выражаются примыкающими словами или очевидны из смысла предложения в целом;

[79] 6. dass sie mit dem Satze, zu dem sie gehören, durch keinerlei eignes Beziehungswort, Conjunction, oder Praeposition, verbunden sind, oder dass, wenn eine Andeutung solcher Beziehung vorhanden seyn sollte, dies nur in ihren Lauten selbst liegen kann;

[79] 6) с предложением, к которому они относятся, они не связаны ни союзом, ни союзным словом, ни предлогом; или, если хоть намек на такую связь необходим, он может выражаться только интонацией;

[80] 7. dass sie, ihrer Bildung und Endung nach, eigne Formen, nicht andre, sonst unter bestimmten Namen in der Sprache vorkommende, nur zu diesem Zwecke gebrauchte sind, sondern dass, [381] wenn sie analogisch auf andre Formen zurückgebracht werden können, dies erst aufgefunden und erwiesen werden muss.

[80] 7) определенные флексии «закреплены» за определенными именами в языке и используются только с ними, а употребление форм, образованных по аналогии, еще должно быть обнаружено и доказано.

[81] Auf diese Weise stellt sich, wie es mir scheint, die Natur dieser Formen der Sanskrit-Sprache dar, wenn man sie bloss an und für sich selbst betrachtet, ohne sie irgend einer der Classen der Redetheile unterordnen zu wollen, welche die allgemeine Grammatik oder die besondre einzelner Sprachen aufstellt.

[81] Таким образом, становится, как мне кажется, понятна природа этих форм в санскрите, если их рассматривать изолированно, не вникая в то, какие части речи, составляющие всеобщую грамматику или же грамматику отдельного языка, они подчиняют.

[82] Die flüchtigste Vergleichung mit diesen wird hinreichen zu zeigen, dass wenigstens die gewöhnlich bekannten morgen- und abendländischen Sprachen sätzeverbindende Verbalformen von so vielumfassendem Gebrauch nicht besitzen.

[82] Беглое сравнение покажет, что, по крайней мере, наиболее изученные ближневосточные и западноевропейские языки не имеют таких «всеобъемлющих» (vielumfassendem) форм, увязывающих все предложение в одно целое.

[83] Wir wollen nun im Folgenden die Bestimmung dieser Verbalformen nach allgemeinen Begriffen, und der Grammatik der verwandten Sprachen versuchen.

[83] Теперь после обобщения приведенных фактов мы попробуем восстановить грамматическую структуру глагольных форм исчезнувшего языка.

[1] В своем исследовании Гумбольдт опирается на Лондонское издание Хитопадеши: The Hitopadesa in the Sanskrita language. London : Library, East-India house: Cox, son, and Raylis, printers, 1810. Edited by A. Hamilton of British museum; иногда это издание сравнивается с Серампуровским изданием: Hitópadésa, or salutary instruction: in the original Sanscrit. Serampore, 1804. Edited by Rev. William Carey. – Прим. перевод.

[2] В принципе такая грамматическая конструкция возможна и в русском языке: рытье норы, но это словосочетание не благозвучно и не возможно с предлогом после. Например: После окончания строительства дом был заселен – вполне возможная конструкция и в современно русском языке. – Прим. перевод.

[3] В немецком тексте nach Hörung – аккузатив, форма которого у существительных ж. р. совпадает с формой номинатива. – Прим. перевод.

[4] И здесь в русском языке возможна грамматическая конструкция санскрита: после прочтения; но в данном примере лексическая сочетаемость слова слушание ограничено. Мы бы перевели это деепричастным оборотом: выслушав это. – Прим. перевод.

[5] В русском переводе получается абсурд, т.к. поразмыслил и сказал он после ухода, тогда как в немецком – сначала поразмыслил и сказал, а только потом – ушел. – Прим. перевод.

[6] Суффикс tva выражает такую конструкцию, в которой активная форма глагола сочетается с «несубъектной» формой субъекта. – Прим. перевод.

[7] «Рамаяну» вероятнее всего Гумбольдт цитирует по: The Ramayuna of Valmeeki, in the original Sungskrit with a prose translation, and explanatory notes, by William Carey and Joshua Marshman. Serampore : [Mission Press], 1806-10. Хотя небольшое различие в названии (у Гумбольдта: Ramayana; здесь Ramayuna) заставляет несколько сомневаться. – Прим. перевод.

[8] В примере необходимо совместить активную глагольную форму (которую мы переводим действ. прич. наст. вр. увидящий) и отсутствие субъекта. Литературный перевод: итак, уведенный в лесу охотником убитый туземец (имеется ввиду здесь-живущая птица), вызвал святое чувство сострадания. В смысле: хотя первобытному охотнику и чуждо чувство сострадания, при виде убитой птыцы он испытал священный трепет. Данный пример взят из следующего места Рамаяны: Вдруг благородный Вальмики заметил пару мягкоголосых птиц Краунча, доверчиво предававшихся супружеским играм и не ведавших об охотнике, который в присутствии аскета намеревался убить супругу Краунча по своей порочной и злой привычке. Краунч лишился своей подруги с желтым хохолком в тот самый момент, когда уже расправил крылья, чтобы осчастливить ее своею любовью, но вместо этого был обагрен кровью и, плача от горя, стал жалобно стенать. Сердце мудреца преисполнилось сострадания, когда он увидел птицу, пораженную охотником. Тронутый плачем Краунча и разгневанный излишней жестокостью, святой мудрец изрек такие слова… – Прим. перевод.

[9] Два родительных в немецком обозначают здесь степень гнева Рамы. Еще один вариант перевода: Лакшмана (узнавшего о силе гнева Рамы) смятение. – Прим. перевод.

[10] Нальялу Гумбольдт цитирует по: Nalus Maha-Bharati episodium, textus Sanscritus cum interpretatione Latina et ann. criticis curante Francisco Bopp. Londini, 1819.

[11] Литературный перевод: нас приводит в восхищение ваша несравненная красота – Прим. перевод.

[12] Далее в тексте Хитопадеши идет придаточное предложение, равнозначное прямому дополнению: «подумал, что…». – Прим. перевод.

[13] Hitópadésa, or salutary instruction : in the original Sanscrit. Serampore, 1804, edited by Rev. William Carey. – Прим. перевод.

[14] В немецком языке грамматическая категория падежа может быть выражена при помощи глагольного управления. В данном случае: wurde gezüchtigt mit…