Золотарев А.М. Родовой строй и первобытная мифология. Глава IV

Дуальная организация

Большая часть австралийских племен делится на две экзогамные половины, или фратрии, которые в австралийской литературе именуются также классами, или секциями. Фратрии с матрилинейной филиацией группируются главным образом в юго-восточной Австралии и в юго-восточной части центральной Австралии (Виктория, Новый Южный Уэльс, Квинсленд, восточная половина южной территории)*[1]. Фратрии с патрилинейной филиацией сосредоточены на юге Австралии, на мысе Йорк, на северо-западе и в большей части центральной области.

Уже первые исследователи австралийцев обратили внимание на эту организацию. Тем не менее функции фратрий до сих пор не выяснены достаточно полно, а значение их вызывает споры. «Эти деления и подразделения, – говорит Брау Смит, – имеют значительное влияние на все устройство общества туземцев не только в отношении брака, но и в праве мести и в сражениях, которые постоянно происходят»[2]. «Разделение людей племени на два класса образует фундамент всей социальной организации туземных племен», – подтверждает Хауитт[3].

Напротив того, по мнению Риверса, «в Австралии дуальная организация и брачные классы связаны исключительно с регулированием брака. Хотя они привлекали внимание этнологов своим необычным и сложным характером, они, вероятно, менее важны в регулировании жизни, чем локальные и тотемические группировки»[4]. Еще дальше идет А.Н. Максимов, утверждающий, что «в современной жизни австралийцев фратрия не что иное, как натурфи-

[с. 67]

лософское построение, не затрагивающее никаких реальных интересов ни целого племени, ни отдельного человека»[5].

Уже из приведенных высказываний явствует разноголосица во мнениях по вопросу о значении и роли фратрий. Поэтому первая задача, встающая перед исследователями – установление функций и жизненного назначения фратрий. Для достижения этой цели мы не будем рассматривать все племена с дуально-родовой организацией. Хотя большинство австралийских племен делится на фратрии, но о многих из них мы почти ничего не знаем, и наш обзор неизбежно, в силу состояния источников, свелся бы к простому перечислению племен и фратрий[6]. Мы ограничимся рассмотрением наиболее изученных племен, материалы из жизни которых помогут разобраться в проблеме.

Матрилинейная дуальная организация наиболее полно описана для диери и соседних с ними уальпи. Каждое из этих племен делится на две матрилинейные экзогамные фратрии – Маттери и Карару. Каждая фратрия распадается, в свою очередь, на несколько матрилинейных тотемов, не оказывающих влияния на брак. Говоря иначе, мужчина фратрии Маттери может жениться на женщине любого тотема фратрии Карару и наоборот. И тотемы и фратрии называются на языке диери «мурду». Каждая фратрия имеет свой тотем. У фратрии Маттери это Ворон, у фратрии Карару – Белый Какаду. Члены каждой фратрии считают себя братьями и сестрами[7]. Функции фратрии, к сожалению, не описанные подробно, сводятся к следующему: умершего человека хоронят члены противоположной фратрии; фратрия регулирует брак; когда племя собирается вместе, то каждая фратрия отдельно разбивает свой лагерь; каждая фратрия имеет своего вождя. Во всяком случае это достоверно для уальпи. Слово вождя является решающим, особенно в вопросах, связанных с секретными делами и собраниями. Должность фратриального вождя переходит по наследству либо к сыну сына (ибо сын в силу матрилинейности принадлежит к противоположной фратрии, а сын сына – к той же фратрии, что его дед), а если тот оказывается слишком юн, то к какому-либо другому уважаемому члену фратрии[8]. Хауитт рассказывает, что у матрилинейных племен Нового Южного Уэльса во время игры в мяч друг против друга играют фратрии. Так, он наблюдал у племени мукьеравент, как фратрия Белого Какаду играла против фратрии Пеликана[9].

Среди матрилинейных племен распространены названия фратрий и фратриалъные тотемы с противопоставлением цветов: Сокол – Ворон, Белый Какаду – Черный Какаду, Прямые Волосы –

[с. 68]

Вьющиеся Волосы, Белый Какаду – Ворона, Светлая Кровь – Темная Кровь, Светлая Пчела – Темная Пчела, Темный Динго – Светлый Динго и т.д.[10] У всех у них имеется представление о физических различиях между людьми разных фратрий: предполагается, что люди одной фратрии имеют прямые, люди другой фратрии – вьющиеся волосы, люди одной фратрии имеют густую и темную, люди другой фратрии – жидкую и светлую кровь. Так, племя каби делится на две матрилинейные фратрии – Дильби и Купатин. Туземцы утверждают, что у людей первой фратрии темная кровь, темная кожа, курчавые волосы, у людей второй фратрии – светлая кровь, светлая кожа, прямые волосы[11]. Деление на фратрии называется обычно также делением на тени. Аборигены объясняют это деление следующим образом: некоторые люди имеют жидкую, или быстро текущую, кровь, другие густую, или медленно текущую, кровь. То же самое относится к животным и к растениям. Кора у основания деревьев толще, у вершины тоньше, и поэтому в нижней части дерева сок течет медленнее, в верхней – быстрее. Поэтому когда, например, несколько туземцев из племени вонгобойн садятся в тени дерева, люди фратрии Жидкой Крови садятся в тени от верхушки, люди фратрии Густой Крови – в тени от ствола[12]. Когда разбивается в тени лагерь, то фратрии располагаются под сенью деревьев в соответствии с указанными правилами.

[с. 69]

Наиболее интересной чертой дуально-родовой организации матрилинейных племен, живущих вокруг озера Эйр, является обычай «копара». Этот обычай, говорит Элкин, имеет своей задачей поддержать равновесие, мир и порядок между племенами. «Копара» – буквально долг, понятие которого связано прежде всего с фратрией. Например, одна фратрия имеет «копара» по отношению к другой, если: 1) были сделаны подарки, но не получены отдарки; 2) мужчины одной фратрии получили в жены женщин другой фратрии, но не дали в обмен замуж своих сестер или племянниц; 3) смерть человека была вызвана магическим действием человека другой фратрии. Таким образом, фратрии находятся почти постоянно в отношениях взаимных должников. Часто «копара» приравниваются и взаимно ликвидируют друг друга. В других случаях ликвидация долга сопровождается сложным обрядом. Так, если предполагается, что смерть или болезнь вызвана колдовством кого-либо из людей противоположной фратрии, то устраивается собрание племени, на котором обсуждаются конфликт и взаимные притязания. Затем происходит обмен женами между фратриями. При этом мужчины имеют сношения с женщинами своей же фратрии, находящимися замужем за людьми другой фратрии. Временный обмен женами, нарушение экзогамии служат знаком установления мира и ликвидации долга (копары). Месть после этого не совершается, она заменяется нарушением экзогамных правил[13].

Наконец, между фратриями соседних племен существует строгая корреляция. Туземцам точно известны эквиваленты своих фратрий среди соседних племен. Так, человек фратрии Крокитч племени вотиобалук, придя к племени виимбайо, причисляется к фратрии Кильпара и может вступать в брак с женщинами Муквара[14]. Подобная корреляция простирается далеко за пределы племени и, следовательно, дуально-родовая организация вырастает в систему междуплеменных отношений.

У некоторых племен Квинсленда фратрии играют значительную роль в погребальной церемонии, во время которой умершего какое-то время поддерживают в вертикальном положении, причем если он из фратрии Вуртуру, то его поворачивают лицом к восходу солнца, а если он принадлежал к фратрии Янгару, то лицом к закату. Сверх того, члены противоположной фратрии обкуривают дымом родственников умершего[15].

[с. 70]

Вот в сущности все, что известно о дуально-родовой организации матрилинейных племен Австралии.

Несколько более полны сведения о дуально-родовой организации патрилинейных племен, в особенности о племени арунта.

«Главнейшая черта в социальной организации арунта, как и большинства австралийских племен, состоит в делении на две экзогамные взаимнобрачущиеся группы»[16]. Каждая фратрия у арунта делится на два брачных класса, которые, в свою очередь, распадаются на более мелкие подразделения. Классы Панунга и Бультара образуют одну фратрию, Пурула и Кумара – другую. По словам Спенсера и Гиллена, фратрии не имеют названий; члены каждой фратрии говорят о себе «мы», о противоположной фратрии – «они». В дополнение к этому люди Панунга и Вультара называются «большими людьми», люди Пурула и Кумара «маленькими людьми». Туземцы утверждают, что «большие люди» имеют прямые волосы, «маленькие люди» – волнистые волосы. Туземцы уверяли Спенсера, что они в состоянии узнавать фратриальную принадлежность людей по волосам, но проверка, проведенная Спенсером, показала, что это простое суеверие. Штрелов приводит названия фратрий. По его словам, одна фратрия (Панунга – Бультара) называется «аларинжа» (люди Земли), другая (Пурула – Кумара) – «кватжаринжа» (люди Воды)[17].

Разделение племени на фратрии особенно заметно, когда некоторое число аборигенов собирается вместе. В этом случае члены каждой фратрии разбивают лагерь сообща, но отдельно от другой фратрии. При этом стараются, чтобы между лагерями фратрий находился разделяющий их ручей. Часто люди Земли разбивают лагерь на возвышенности, среди скал, люди Воды – на равнине к югу от лагеря людей Земли[18]. Необходимо заметить, что север считается у арунта доброй, юг – злой стороной[19]. Расположение костров и шалашей в лагере, планировка лагеря, наконец, поведение членов племени регулируются строгими правилами, непосредственно связанными с дуально-родовой организацией[20]. Мужчины,

[с. 71]

принадлежащие к фратрии людей Земли, не смеют посещать лагерь фратрии людей Воды и обратно. Напротив, женщины могут посещать обе части лагеря[21].

Существенная роль деления на фратрии проявляется особенно отчетливо во время различных церемоний и обрядов. Некоторые церемонии являются чисто фратриальными и в них принимают участие только люди одной фратрии. В этих случаях людям другой фратрии запрещается находиться поблизости от места исполнения

[с. 72]

обряда[22]. Во время так называемой огненной церемонии (энгвура) все племя собирается на берегу ручья и каждая фратрия разбивает свой лагерь обособленно. Чуринги, составляющие неотъемлемую принадлежность церемонии, также хранятся отдельно: каждая фратрия имеет свое чурингохранилище[23].

В заключение длинного и сложного обряда инициации устраивается «нападение» мужчин, вооруженных пылающими факелами, на лагерь женщин. При этом женщины каждой фратрии имеют в лагере отдельные огни, отдельно собирают дрова и готовят пищу[24]. Наконец, если в повседневной жизни происходит драка, то люди одной фратрии дерутся против людей другой фратрии.

Спенсеру пришлось наблюдать показательный случай: на праздник сошлись две соседние группы. Молодые люди этих групп поссорились, и дело дошло до вооруженной драки, во время которой дерущиеся перегруппировались и столкновение локальных групп вылилось в межфратриальную полуцеремониалъную драку[25]. Еще более характерен рассказ Томсона о племени коко яо (мыс Йорк). Это племя делится на две экзогамные патрилинейные фратрии – Койана и Карпеиа. Эти же фратрии с теми же названиями встречаются у ряда соседних племен; туземцы полагают, что люди двух фратрий отличаются друг от друга по цвету глаз, кожи, волос, по форме лица. Однажды Томсон присутствовал на корробори, где собрались три соседних племени: коко яо, анконю и омпела. Молодежь играла в мяч. Члены всех трех племен во время игры перемешалась между собой, но каждая из двух играющих партий состояла из людей одной фратрии. Таким образом, фратриалъные связи оказались сильнее племенных[26].

Для взаимоотношений фратрий характерно, что люди одной фратрии всегда инициируют мальчиков другой фратрии[27]. Напротив того, у матрилинейных племен группы диери инициация совершается людьми своей фратрии. По всей вероятности, обычай арунта отдавать мальчиков на инициацию в другую фратрию, т.е. фратрию матери, – пережиток матриархата.

Племя варрамунга, северный сосед арунта, делится на фратрии Улууру и Кингили. Фратрии эти географически гораздо более ясно

[с. 73]

отделены одна от другой, чем у арунта или южных племен. Странствования мифологических предков тотемических групп, входящих во фратрию Улууру, ограничены почти исключительно южной частью племенной территории, а групп, входящих в фратрию Кингили, – северной частью территории. В реальной жизни фратрия Улууру занимает южную часть племенной области, фратрия Кингили – северную, хотя термины «северная» и «южная» к ним не прилагаются. Точнее говоря, в любом южном лагере, если исключить гостей, все мужчины будут Улууру, рожденные в этой же части страны. Напротив, все взрослые женщины будут Кингили; их родина лежит в северной части племенной области. Получается, что в то время как мужчины Кингили всегда живут на севере, а Улууру на юге, каждая женщина Кингили проводит свое детство на севере, а последующие годы на юге. Жизнь женщины Улууру протекает иначе: молодость она проводит на юге, зрелые годы – на севере[28].

Для церемонии, устраиваемой в честь Великой Змеи Воллунквы, характерна следующая особенность: в то время как все исполнители церемонии принадлежат к одной фратрии племени – той, которая организовала этот обряд, все декоративные материалы и все необходимое для церемонии доставляется людьми другой фратрии. Если, например, церемония организована людьми фратрии Улууру, то все приготовления производятся людьми фратрии Кингили, на обязанности которых лежит доставка красной и желтой охры, гипса, угля; они же пускают себе кровь, которая идет на приготовление клея. Ни один человек Улууру не должен приближаться к месту, где идет подготовка, пока все работы не будут кончены[29]. Церемония интичиумы отдельно выполняется людьми каждого клана, но для того чтобы приступить к этой церемонии, необходимо ждать, пока люди другой фратрии обратятся с соответствующей просьбой[30]. Каждая фратрия отдельно исполняет так называемую огненную церемонию[31].

Племя мурнгин в северной части Австралии делится на две фратрии – Иритжа и Дуа. «Разделение на фратрии является самой важной категорией туземного мышления. Оно отделяет родственников матери от родственников отца»[32]. Все члены племени находятся в той или иной степени родства между собой; все они, в зависимости от фратриальной принадлежности, разбиваются на две категории. Например, для туземца из фратрии Дуа ближайшими родственниками оказываются отец отца и сестра отца отца, отец и его братья, сестры отца, его братья, сыновья и дочери, дети сыно-

[с. 74]

вей, братья матери матери и мать матери, сыновья брата матери матери, дети дочери сестры отца, дети дочери сестры, ибо все они принадлежат к фратрии Дуа. Напротив того, отец матери, мать отца, брат матери, мать, дети брата матери, дети сестры отца отца, дети сестры, дети сестры отца, дети дочерей, принадлежащие к фратрии Иритжа, рассматриваются скорее как свойственники, чем как родственники.

Фратриальная экзогамия соблюдается чрезвычайно строго. Если дети играют в мужа и жену, то никогда мальчуган Иритжа не станет изображать мужа девочки Иритжа, а мальчуган Дуа – мужа девочки Дуа.

Во время церемоний фратрии, так же как у арунта, держатся раздельно. Часто случающиеся драки между людьми разных фратрий носят церемониальный характер. Гораздо чаще происходят серьезные конфликты между родами, входящими в состав одной и той же фратрии[33]. Это показывает, что родовая солидарность у мурнгин уже сильнее фратриальной. Тем не менее у этого племени сохраняется еще представление о фратриальной земельной собственности[34]. Племя унгаринин в северо-западной Австралии делится на две фратрии – Горный Кенгуру и Ночная Птица. Когда разбивается лагерь, то каждая фратрия располагается отдельно; при этом стараются, чтобы между лагерями фратрий находился овраг или какое-либо другое естественное препятствие. Дуальная организация проявляется также при всеобщих драках, во время которых члены одной фратрии дерутся с членами другой фратрии. При этом часто случается, что мужчина вынужден драться против сына своей сестры, что в обычной лагерной жизни совершенно исключено.

В отношении фратриальных тотемов пищевые запреты не соблюдаются, но каждый род не должен есть не только свой родовой тотем, но и тотемы поблизости живущих родов своей фратрии[35]. В восточной Австралии Хауитт отметил ту же черту: тотемы фратрий менее уважаются, чем родовые тотемы; последние считаются ближе к человеку, их нельзя убивать и есть[36]. Все это свидетельствует в пользу древности фратриального тотемизма, который у австралийцев вступил в стадию отмирания и вытеснения родовым (клановым) тотемизмом. Однако у многих племен фратрии еще сохранили значительную роль в тотемических обрядах. Так, у племени караджери (западная Австралия, округ Кимберли) тотемические обряды составляют фратриальную собственность. Фратрия Буронг – Коримба исполняет обряды умножения рыбы, попу-

[с. 75]

гая, медовой пчелы, муравья, валлаби, краба, лосося и некоторые другие. Фратрия Панака – Пальджери исполняет обряды умножения дикой кошки, ворона, сокола, опоссума, бандикута и т.д.[37]

На западных островах Торресова пролива тотемические кланы раньше группировались в две экзогамные фратрии. На острове Мабуяг фратрии носили названия «дети Великого Тотема» и «дети Малого Тотема». В первую фратрию входили кланы Крокодила, Казуара, Змеи, во вторую – кланы Дюгоня, Ската и Акулы. Эта группировка тесно связана с образом жизни тотемических животных. Тотемы первой фратрии – наземные животные, ибо в глазах туземцев четыре йоги крокодила перевешивают его образ жизни амфибии; тотемы другой фратрии – морские животные. Как говорят туземцы, дюгонь, акула и скат «все принадлежат воде, они все друзья»[38].

Обе фратрии строго локализованы: одна часть острова заселена людьми одной фратрии, другая часть острова – людьми другой фратрии.

На острове Сайбай имеется всего одна деревня, состоящая из двух рядов домов, отделенных широким открытым пространством. Каждый ряд домов населен людьми одной фратрии. Люди, жившие по одну сторону улицы, считались друзьями и постоянно ссорились с людьми другой стороны, несмотря на то, что брали у них жен. Для устранения этой вражды миссионеры перемешали дома и уничтожили древнюю дуальную организацию.

Брачные классы, тотемические кланы, локальные группы

Фратрии, представляющие древнейшую из известных нам форм родовой организации, бывшие когда-то экономическими, социальными, культовыми и брачными единицами первобытной жизни, с течением времени начинают дробиться и распадаться на более мелкие подразделения, которым они передают значительную часть своих функций.

Прежде всего они распадаются на роды, или тотемические кланы: «Фратрии большей частью представляют первоначальные роды, на которые сперва распадалось племя; ибо при запрещении браков внутри рода каждое племя по необходимости должно было охватывать по крайней мере два рода, чтобы быть в состоянии самостоятельно существовать. По мере разрастания племени каждый род, в свою очередь, распадался на два или большее число родов, которые выступают теперь как самостоятельные, тогда как

[с. 76]

первоначальный род, охватывающий все дочерние роды, продолжает существовать как фратрия»[39].

В Австралии фратрии повсеместно разветвились уже на дочерние роды (кланы), передали им значительную часть своих функций. Экономическая роль фратрий невелика; они регулируют брак, но наряду с ними существуют дополнительные организации, влияющие на брак. Так, если у племени диери любой род одной фратрии может вступать в брак с любым родом другой фратрии, то у племени урабунна в брак вступают только определенные пары родов, принадлежащие к различным фратриям. Например, мужчина из фратрии Маттери из рода Дикий Гусь может жениться только на женщине из фратрии Кирарава рода Полосатая Ящерица, но не может жениться на женщинах Кирарава из родов Крыса, Ворон и т.д. Следовательно, у урабунна к роду перешли функции регулирования брачных взаимоотношений. Значительную роль в регулировании брачных отношений играют и брачные классы, парная семья и связанные с ней отношения кровного родства.

Члены рода считаются более близкими родственниками, чем члены фратрии, т.е. родовая, клановая связь сильнее фратриальной. Члены каждого рода обычно рассматривают друг друга как кровных родичей, состоящих в тесном родстве[40]. Члены фратрии тоже состоят в родстве друг с другом, но не столь близком.

В культовой жизни значение родов часто более велико, чем значение фратрий. Матрилинейные фратрии обычно носят тотемические названия, но фратриальные тотемы не являются объектом культа, по отношению к ним не выполняются интичиумы. По целому ряду признаков фратриальный тотемизм носит упадочный характер, в то время как род, клан повсеместно является центром тотемического культа. Австралийское общество достигло уже той ступени развития, на которой род стал важнейшим социальным институтом, оттеснившим фратрию на задний план. Но что представляет собой австралийский клан, или род, существование которого столь часто отрицается кабинетными теоретиками? Какова его структура, состав, функции? В каком взаимоотношении он находится с так называемой ордой, из которой тщетно пытались создать особый тип дородового общества.

Опираясь на новейшие материалы, без труда можно показать, что поскольку речь идет о патрилинейных племенах, постольку «орда» является не чем иным, как родом.

Каждое австралийское племя распадается на ряд территориальных групп (орд), численность которых колеблется между 50 и 100 индивидами. Подобная группа, или орда, владеет определенной охотничьей территорией, по которой она кочует большую часть года и нарушение границ которой служит поводом к войне.

[с. 77]

Только в периоды изобилия пищи орды сходятся вместе и устраивают празднества, корробори, племенные советы. Большую часть года племя как таковое не функционирует: оно разбито на орды[41].

Неоднократно указывалось, что с ордой связана коллективная собственность на землю. Далее, члены орды объединены общим производством, которое, часто перерастая границы орды, все же в основном связано с этим коллективом. Естественным спутником коллективного производства является коллективное потребление, особенно тесно привязанное к лагерной группе. Наконец, во многих местах Австралии такая группа имеет своих вождей, должность которых иногда обнаруживает тенденцию к переходу по наследству; у всех племен северной и западной Австралии (кариера и др.) локальная группа является в то же время тотемической группой, а у арунта, в отношении которых мы имеет достаточно полную информацию, акт кровной мести осуществляется членами локальной группы, стоящей, таким образом, в фокусе общественной и экономической жизни австралийцев.

Но какова же внутренняя структура локальной группы? Как она организована? Построена ли она на родственных связях или на каком-либо другом принципе?

У всех племен, у которых патрилокальный брак сочетается с патрилинейным наследованием, так называемая орда экзогамна, или, говоря иначе, патрилинейный экзогамный род локализован. «Во многих областях, – говорит Радклифф-Браун, – орда экзогамна. Но даже там, где нет прямого правила, запрещающего брак внутри орды, подавляющее большинство браков заключается вне орды»[42], т.е. тенденция к локальной экзогамии всеобща. Членство в орде определяется местом рождения. Ребенок принадлежит к орде отца. В нормальных условиях мужчина не может покинуть свою орду и перейти в другую. Поэтому в состав орды входят: 1) мужчины всех возрастов – отцы и отцы отцов, которые принадлежат к орде; 2) незамужние девочки – дочери мужчин; 3) жены, происходящие из других орд. Следовательно, моя орда состоит из отца отца, брата отца, сына, сына сына – понимая, конечно, эти термины в классификационном смысле; следовательно, все мужчины моей орды принадлежат к одной линии родства, в то время как все мужчины орды матери принадлежат к другой линии родства. Следовательно, каждая орда всем своим составом, за исключением замужних женщин, принадлежит к одной фратрии племени, в то время как орда, у которой берут жен, к другой фратрии племени. Поэтому можно сказать, что орда есть локализованный род, а сочетание таких родов образует фратрию. Здесь налицо все признаки родового строя: однолинейность наследования по мужской линии, родственный состав орды, экзогамия.

[с. 78]

Мужчины – члены рода остаются в орде от рождения до смерти, женщины – до брака и переходят в другую орду после брака. Такой порядок не ограничивается только племенем кариера. Система патрилинейных локальных кланов была широко распространена по Австралии и может рассматриваться как нормальная, хотя не вполне универсальная черта социальной организации австралийцев[43]. Спенсер и Гиллен пишут, что у арунта каждая локальная группа состоит преимущественно из индивидов, носящих имя какого-либо одного животного или растения. Таким образом, получается, что в одном роде группа людей называет себя людьми Кенгуру, в другом – людьми Эму и т.д.[44] Каждая такая группа наряду с общей территорией имеет алатунже – вождя, свое хранилище для чуринг, свои тотемические центры и свой обряд.

Рассмотрев так называемую локальную организацию нескольких племен, мы без труда убедимся, что имеем дело с родовым строем. Так, территория племени нариньери, жившего на юго-восточнюм берегу южной Австралии, делилась на 18 районов; из этого числа 14 районов были населены каждый одним тотемическим родом. В двух районах жили по три рода в каждом, в одном – два рода. Каждый из этих 18 локальных кланов «рассматривает себя, как семью, члены которой – кровные родственники, не могущие вступать между собой в брак». Каждый род имел свой тотем. Ребенок принадлежал к роду отца и наследовал от отца тотем и собственность[45]. Брак был запрещен не только в своем роде, но и вроде матери, в роде отца, матери матери, матери отца отца, матери отца матери, т.е. регулировался генеалогическим родством, что как раз характерно для патрилинейного рода. Описывая эти роды, Тэплин говорит: «Каждый род имеет свой собственный знак, и каждый член его рассматривает всех других мужчин, женщин и детей, принадлежащих к нему, как своих кровных родственников. Эта клановая жизнь является причиной особого национального характера австралийских племен. В клане нет частной собственности: все орудия, оружие и т.д. принадлежат его членам коллективно; каждый рассматривает их как собственность его клана и может их использовать для защиты и нападения, если этому представляется случай. Если он имеет оружие и сети, или лодки, которые он в некотором смысле считает своими собственными, он все-таки знает, что его собственность на эти предметы подчинена клановому праву. Каждый человек заинтересован в собственности соседа и заботится о ней, потому что она составляет часть его семейного коллективного богатства. Писатели часто отмечают, с какой торжественностью рыбак зовет друзей посоветоваться о починке лодки или рыболовной сети; с равной серьезностью он отправляется решать семейные

[с. 79]

дела – брак сына или помолвку дочери. Он удивляется, когда вы ждете от него его собственного, личного суждения; для него это было бы недопустимым игнорированием прав других. Каждый член клана живет теми же интересами, что и его соседи, ибо они общи им всем… Личные чувства каждого отступают перед общим благом; если его доброта распространяется на одного члена клана, то она распространяется и на всех членов клана»[46].

В приведенном отрывке содержится чрезвычайно яркая картина жизни австралийского рода.

У аборигенов Северной территории и части островов Торресова пролива существуют тотемические роды, причем члены такого рода живут вместе и часто называются по месту обитания. Роды экзогамны и родство передается по мужской линии[47]. Следовательно, у австралийских племен с сочетанием патрилокального брака и патрилинейного наследования так называемая локальная группа, или орда, совпадает с родом. Род же является локализованной экзогамной группой с патрилинейным наследованием, владеющей на общинных началах территорией, сообща производящей, сообща потребляющей, мстящей за своих членов, имеющей во многих случаях общий тотем.

Сложнее обстоит дело там, где материнская филиация сочетается с патрилокальным браком. В силу этого члены разных родов неизбежно должны оказаться разбросанными по разным местностям, и, следовательно, если здесь и имеет место локальная экзогамия, то по природе своей она отлична от экзогамии родовой, тотемической. Хауитт отрицает существование локальной экзогамии у матрилинейных племен: «У диери нет такого закона, который запрещал бы мужчине жениться на женщине той же самой орды или еще меньшего локального подразделения. Единственный запрет зависит от классового отношения или системы родства»[48]. Подобное положение вещей, отнюдь не противореча нашему отождествлению локальной группы или орды с родом, может быть понято только в результате исторического рассмотрения вопроса.

Австралийцы, несомненно, прошли стадию материнского рода и матрилокального брака. Следовательно, исходным пунктом развития родового строя в Австралии, как и в прочих местах, был локализованный род с материнской филиацией, матрилокальным браком и тотемическим названием. Локальная экзогамия, тотемическая экзогамия и родовая экзогамия когда-то совпадали и первые две были производными от последней. Фратрия, состоявшая из нескольких тотемических локальных родов, очевидно, тоже была локализована.

[с. 80]

Отправляясь от этого исходного пункта, мы без труда поймем историю соотношения родовых, тотемических, локальных организаций и разберемся в той путанице, которая бросается в глаза при первом знакомстве с австралийской этнографией. Выясняется, что многие из «аномальных» и «сложных» явлений представляют собой просто различные этапы развития рода – этапы, на которых противоречивые силы, двигавшие развитие родовых институтов, находились в стадии незавершенной борьбы.

Первым фактором, вступающим в непосредственное противоречие со структурой материнско-правового рода, оказывается патрилокальный брак.

В силу действия патрилокального брака создается социальная организация такого типа, какая имеется у племени урабунна: племя состоит из двух экзогамных матрилинейных секций, в свою очередь распадающихся на экзогамные матрилинейные тотемическио роды. Но эти роды делокализованы, т.е. наряду с родовой тотемической организацией возникает отличающаяся от нее и противоречащая ей локальная организация, т.е. ряд орд, члены которых принадлежат к разным тотемическим родам, но сообща владеют территорией. В то время как в тотемическом роде счет наследования идет по материнской линии, в орде он считается по отцовской, ибо ребенок принадлежит, в силу патрилокального брака, к орде отца. По праву тотемического рода имущество индивида наследуется его родственниками по материнской линии, тотемические церемонии индивид исполняет вместе с родственниками по материнской линии, подчиняется он вождю тотемической родовой группы, т.е. родственнику по материнской линии; но в то же самое время он живет на территории, передающейся по мужской линии, и, следовательно, производственная практика заставляет его сплошь и рядом кооперироваться с родственниками по мужской линии. В то время как родственники по женской линии разбросаны по бесчисленным локальным группам, отделенным друг от друга непроходимыми границами охотничьих территорий, родственники по отцовской линии сконцентрированы в локальной группе. У земледельческих племен этот конфликт разрешается компромиссом, в силу которого в каждой деревне образуются домовые общины, составляющие локальные подразделения рода, пользующиеся отдельными участками земли. При охотничьем хозяйстве дробление территории невозможно; делокализованный материнский род впадает в непримиримое противоречие с экономическими отношениями, на которых покоится общество, и поэтому оказывается менее живучим учреждением, чем у земледельческих народов.

Для того чтобы быть жизнеспособным учреждением, соответствующим экономической потребности общества, род или его крупное подразделение должны быть локализованы; с другой стороны, первобытное общество не может существовать вне рамок родовой

[с. 81]

организации, ибо не знает другой формы производственных отношений, кроме отношений родства. Поэтому единственным методом разрешения назревшего противоречия является превращение локальной группы в род, построенный уже по отцовскому праву или, говоря другими словами, новообразование локализованного, на этот раз уже патрилинейного рода. И действительно, можно проследить, как у ряда австралийских племен, считающих наследование по материнской линии, начинает возникать наряду с тотемической родовой экзогамией экзогамия локальной группы. Так, племя гурндич-мара делится на две экзогамные фратрии – Белый Какаду и Черный Какаду. Каждая фратрия состоит из тотемических родов. Ребенок получает фратрию и тотем своей матери, но принадлежит к локальному подразделению отца. Жен берут из отдаленных мест, так как такие женщины не считаются столь близкими по плоти, как живущие в одной орде. Таким образом, локальная патрилинейная экзогамия тут сочетается с экзогамией тотемического матрилинейного рода[49]. Интересно, что при этом понятие «близости по плоти» начало применяться к членам локальной орды, происходящим из разных тотемических родов. Подобное же сочетание экзогамии тотемических матрилинейных родов с локальной экзогамией имеет место у ряда племен Юго-Западной Виктории[50], которые могут служить образцами переходного состояния, состояния борьбы между матриархальными и патриархальными началами.

В социальной организации диери мы найдем черты, знаменующие дальнейший успех патриархального начала. Диери, так же как урабунна, делятся на две экзогамные матрилинейные фратрии, каждая из которых состоит из ряда матрилинейных тотемических родов, называемых «маду». Человек не может есть свой тотем, который считается его плотью, унаследованной от матери так же, как унаследовано его собственное тело. Брат матери обучает человека мифам и ритуалам, связанным с матрилинейным тотемом, и водит его на священные места. Но, кроме того, у диери существуют патрилокально наследуемые тотемические группы, строго локализованные в отличие от матрилинейных тотемов[51]. Каждый человек наследует от отца тотемическое имя и является одним из собственников участка земли, с которым связаны обряды и предания племени. Этот тотем называется «пинтара». Патрилинейный тотем имеет вождя, его должность наследуется от отца к сыну. Вождь стоит во главе инти-

[с. 82]

чиумы, выполняемой членами патрилинейных тотемов, и должен первым вкусить от тотема. Патрилинейные тотемические группы диери совпадают с локальной группой или ордой.

Интересно также отметить, что у диери отец имеет большое социальное значение: он «находит» (во сне) своего ребенка, заботится о нем, является главой той локальной орды, к которой принадлежит ребенок, близко причастен к инициации сына и к браку сына и дочери, и – многозначительный факт – вводит инициированного сына в церемониал локального патрилинейного тотема, включающего в себя священный миф, сложные ритуалы и интичиуму. Последнее обстоятельство также весьма интересно: интичиума, столь важный обряд в социальной жизни австралийцев, связан тут уже не с матрилинейным, а с патрилинейным тотемом, т.е. прежде всего с локальной ордой. Завершение этого процесса мы найдем у племени кариера, с организацией которого мы уже знакомы. Локальная группа экзогамна. Членство в ней определяется по отцовской линии. Названий для орд нет, но есть названия четырех брачных классов.

Банаки – Буронг

Каримера – Пальера

Члены одной локальной группы принадлежат от рождения либо к Банаки и Пальера, либо к Каримера и Бурон, в то время как все женщины, приходящие в локальную группу в качестве жен, должны принадлежать к другой паре брачных классов. Таким образом, у кариера локальный клан совпадает в пределах группы с фратрией. Одна локальная группа принадлежит к одной фратрии, другая к другой. Короче говоря, локальная экзогамия совпала здесь с экзогамией патрилинейного рода, и, следовательно, разрешилось противоречие, возникшее вследствие вторжения патрилокальной резиденции в матрилинейное общество. Род снова приобрел экономическое основание и оказался жизнеспособным институтом, на котором покоится социальная организация большинства австралийских племен.

Прежде чем расстаться с австралийцами, необходимо остановиться на истории соотношения тотема с родом и локальной группой. Поскольку тотемизм есть идеология материнского рода, постольку тотем служит символом родства внутри этого рода. Первоначально каждый локализованный род имел один тотем. При этом весь тотемический ритуал был теснейшим образом связан с территорией рода – со скалами, камнями, пещерами, урочищами. Когда вследствие появления патрилокального брака род распылился по разным стойбищам, тотемические отношения также стали ареной борьбы противоположных начал. С одной стороны, тотемический ритуал был неотделим от территории, с другой стороны – тотемизм связывал людей представлением об общем происхождении, а люди каждого тотема разбрелись по разным

[с. 83]

группам. В силу этого противоречия в одних случаях тотемический культ начал отрываться от представления о тотемическом родстве, в других тотемический ритуал, сохранив связь с тотемическим родством, оторвался от территории, с которой был связан преданиями.

Первый в некоторых отношениях аномальный вариант мы находим у арунта. Здесь связь тотемизма с территорией оказалась прочнее, чем с родом. Каждая тотемическая группа имеет свои тотемические центры, свою тотемическую территорию. При этом тотемическая группа совершенно не соответствует локальной группе. Тотемическая группа в то же время не экзогамна. Брак с людьми своего тотема не воспрещен. Наследование тотема основано на локальном принципе. Ребенок принадлежит к тому тотему, на территории которого мать впервые почувствовала беременность (пережиток матрилокальности). Таким образом, тотемизм арунта совершенно оторвался от экзогамии, от рода, сохранив связь с территорией, и является прежде всего культовым институтом. В силу этого тотемизм арунта не может считаться примитивнейшим из всех существующих типов тотемизма. Это – продукт длительного развития и сложной игры противоречивых сил, в результате которой он попал на путь отрыва от родовой организации и, следовательно, на путь верного вырождения.

Иначе пошло развитие у большинства австралийских племен. У них тотемизм оказался более тесно связанным с родовой организацией. После делокализации первоначального материнского рода, когда члены его оказываются разбросанными по разным локальным группам, эти группы отрываются от своих тотемических центров и им не остается ничего другого, как связывать свои тотемические представления, ритуалы, центры с новыми местами. Вследствие этого в каждой локальной группе оказываются представленными столько тотемов и тотемических культов, сколько имеется в ней матрилинейных родов, как это наблюдается у диери и урабунна. Тотемическая система племени кариера может быть истолкована только как следующий шаг развития в этой цепи: на территории орды имеется несколько тотемических центров, т.е. мест, связанных мифами с похождениями того или иного тотемического предка. На этих местах исполняется обряд умножения пищи, аналогичный интичиуме племен центральных областей Австралии[52]. На территории орды, т.е. локализованного рода, находится несколько таких центров и, следовательно, каждый род имеет сразу несколько тотемов. Это состояние очевидным образом возникло в период сочетания патрилокального брака с матрилинейной филиацией тотемических групп. После того как локальная группа кариера превратилась в локализованный патрилинейный род, этот порядок сохранился, как пережиток предшествующей ступени. При этом очевидно, что у кариера тотемизм ока-

[с. 84]

зался тесно связанным с родовыми отношениями. Немедленно после распада матрилинейных тотемических родов функции тотемического церемониала перешли к локальному патрилинейному роду. Церемонию умножения исполняют именно члены патрилинейного рода. Радклифф-Браун считает этот тип отношений нормальным для всей Австралии. Он наблюдал его во всей западной Австралии, у юкумбил в Новом Южном Уэльсе, на мысе Йорк и предполагает его существование у диери. Таким образом, система арунта, где ритуал умножения исполняется главарем «тотемической», но не экзогамной группы, т.е. система, где тотемизм оторван от рода, является аномальной и географически локализованной в центре материка системой. Напротив, там, где развитие идет нормальным путем, система нескольких тотемов оказывается плохо согласованной со структурой отцовского рода, и начинается процесс селекции тотемов. Так, у многих племен севера Австралии и островов Торресова пролива каждый род имеет несколько тотемов, но один из них считается главным. Здесь тотемизм приспосабливается к условиям патрилинейного рода. Но в других случаях, как, например, у арунта или в еще большей степени у курнаев, он подвергается деградации и вырождению. Такова, в общих чертах, история соотношения тотемизма и родового строя в Австралии.

Нам остается рассмотреть еще одну форму социальных отношений австралийцев – так называемые брачные классы. У целого ряда австралийских племен каждая фратрия распадается на два или четыре брачных класса; таким образом, в некоторых племенах оказывается четыре, в других – восемь брачных классов, которые нужно строго отличать от фратрий и родов.

Характерной особенностью австралийских брачных классов является непрямая филиация. В то время как в силу родовой и фратриальной организации ребенок принадлежит либо к группе матери, либо к группе отца, в брачных классах ребенок принадлежит совсем к третьему классу. Так, например, племя камиларои делилось на две фратрии: Купатин и Дильби. Фратрия Купатин состояла из двух брачных классов – Ипаи и Кумбо, фратрия Дильби – также из двух брачных классов – Мури и Куби. Согласно брачным нормам камилароев, мужчины Ипаи могли жениться только на женщинах Куби, а их ребенок принадлежал к классу Мури. Мужчина Мури женился на женщине Кумбо, а их ребенок причислялся к классу Ипаи, Эти брачные порядки можно резюмировать в следующей схеме:

Ипаи

(пунктиром обозначены брачные отношения, стрелками – наследование классов).

[с. 85]

Сущность этой системы и ее историческое место достаточно полно выяснены современной наукой. Первоначальной формой брачных отношений первобытного человечества был промискуитет, безраздельно господствовавший в пределах первобытного стада. С течением времени первобытное стадо разделилось на два экзогамных первоначальных рода; мужчины одного рода считались коллективными мужьями женщин другого рода и обратно. Никаких ограничений, кроме ограничений, установленных родовой (фратриальной) экзогамией, не существовало. В силу этого, грубо говоря, половина женщин племени имела своими мужьями половину мужчин племени и наоборот; в то же время наличный экзогамный запрет не препятствовал бракам между лицами разных поколений и возрастов, в том числе бракам между отцом и дочерью.

Разделение каждой фратрии на два брачных класса представляло дальнейший шаг на пути развития брачных запретов и в то же время шаг на пути к изживанию первоначальной общности мужей и жен. Для мужчин камиларои фратрии Купатин класса Ипаи не все женщины Дильби прирожденные жены, а лишь половина их, принадлежащая к классу Куби. Другими словами, каждый мужчина имеет своими прирожденными женами не половину всех женщин, а лишь четверть. Брачная общность полов, грубо говоря, сузилась вдвое.

Введение четырехклассовой системы имело еще и другое следствие. В силу ее действия оказались изъятыми из брака отцы и дочери и основной, нормальной формой брака стал брак между лицами одного поколения, главным образом между двоюродными братьями и сестрами, принадлежащими к разным фратриям[53].

Брачные классы представляют собой проявление основного закона развития первобытного общества – закона суживания первоначальной общности имущества и общности мужей и жен. Они возникают в рамках уже существующей дуально-родовой организации как специфически австралийская форма проявления этой закономерности[54].

[с. 86]

Наше исследование показало, что большинство австралийских племен либо переживает в настоящее время, либо пережило в прошлом процесс перехода от материнской родовой организации к отцовской; что древнейшей формой организованного общества в Австралии было деление его на два первоначальных матрилинейных рода (дуальная организация) с матрилокальным браком; что в процессе дальнейшего развития начался процесс дробления первоначальных родов (фратрий) на более мелкие тотемические кланы и на брачные классы; что, наконец, появился патрилокальный брак и стал осуществляться переход к патрилинейности.

Таким образом, дуально-родовая организация оказалась и здесь древнейшей формой организованного общества, тесно связанной, как и повсеместно, с дуалистическим взглядом на мир и с близнечным мифом.

[с. 87]

Дуалистические космогонии

Дуальная организация оказала глубокое влияние на мировоззрение австралийцев, определив их взгляд на явления одушевленной и неодушевленной природы. Австралиец рассматривает окружающую природу сквозь призму социальной организации своего племени и переносит на внешний мир ту же классификацию, которой он руководствуется в своей повседневной жизни. С этой точки зрения можно сказать, что социальная организация племени служит прообразом первой широкой классификации внешнего мира. На самом деле, все австралийские племена с дуально-родовой организацией проецируют двухфратриальное деление на природу, полагая, что не только люди, но и животные, растения, астральные явления делятся на две фратрии. Так, по мнению вакельбура, весь мир, как одушевленный, так и неодушевленный, поделен, подобно племени, на две фратрии: Малера и Вутера. С этой своеобразной классификацией Вселенной связаны практические правила, привилегии и запреты, весьма заметные в жизни людей. Вся дичь и прочая пища делится на две категории, соответственно называемые Малера и Вутера. Люди Малера едят только пищу Малера, люди Вутера – только пищу Вутера. Туземцы считают, что ветер принадлежит к одной фратрии, дождь – к другой. Аллигатора и солнце, например, они считают Малера, кенгуру и месяц – Вутера; если вы покажете им какую-нибудь звезду, то они прежде всего спросят, к какой фратрии она принадлежит[55].

Племя буандик классифицирует всю природу в соответствии с дуальной организацией. «Вся эта классификация, – рассказывает один наблюдатель, – в чрезвычайной степени произвольна. Я тщетно пытался найти основания этой классификации. Я спрашивал, к какому делению принадлежит бык – животное, новое для аборигенов. Вслед за паузой слышался ответ: «Он ест траву – он Чайное Дерево». Тогда я возразил: «Рак не ест травы, а он тоже принадлежит к фратрии Чайного Дерева». На это следовал стандартный ответ, одинаково пригодный для всех сложных вопросов: «Так говорили нам наши отцы»[56]. Этот забавный рассказ показывает, что бесполезно выпытывать у туземцев логические основания дуальной классификации мира. Таковых нет. Сама классификация далеко не последовательна и не закончена. Практически австралиец в состоянии ответить на вопрос о фратриальной принадлежности только небольшого количества предметов, растений и животных, с которыми ему повседневно приходится иметь дело и вопрос о фратриальной принадлежности которых ставится

[с. 88]

самой жизнью. Полагая теоретически, что весь мир подчинен дуальному делению, австралийцы в то же время не задаются вопросом о принадлежности ряда вещей, не играющих практической роли в их жизни. В этом находит свое выражение ограниченность примитивного мышления, редко стремящегося выйти за пределы повседневно полезного опыта, но в то же время здесь же мы находим первые зачатки логической классификации, а следовательно, и первые ростки отвлеченно-логического мышления. Так, племя вотыбалук (Виктория) делится на две экзогамные фратрии – Крокитч и Гамутч; каждая фратрия включает в свой состав по нескольку тотемических кланов, члены которых считаются «собственниками» различных явлений природы. Подобные предметы и явления природы, находящиеся в особых взаимоотношениях с определенными тотемами, принято называть субтотемами. «Весь мир, – говорит Хауитт, – включая род человеческий, делится между этими классами. В силу этого список субтотемов может быть продолжен до бесконечности»[57]. Приведем только основные:

		Звезда, степной голубь, опоссум, кустарник, корень (дачика), серый кенгуру, красный кенгуру
	Белый какаду	Птица «спутник», бандикут, эму, двустворчатая раковина, мускусная утка, горная утка, гусь
Пещерный пеликан	Субтотемы неизвестны
Пестрая змея
Теплый ветер	Ядовитая змея, маленькая змея, луна, небольшая птичка (по-туземному – цирин)
Клубень (типуа)	Субтотемы неизвестны
	Дикая кошка, черный лебедь, тигровая змея, серовато-желтый какаду, ворон, динго
	Субтотемы неизвестны
		Гром, сорока, дикая кошка, огонь, чайка, белый баклан, черный баклан, большой баклан, болотные птицы, цапля, клушица

Черный какаду	Маленькая игуана, ящерица, черная утка, маленькая змея, дикая утка

[с. 89]

По словам Мэтьюса, с точки зрения туземцев Виктории весь мир поделен между двумя фратриями – Гаматч и Гурочити. К первой фратрии принадлежат собака, белая летяга, белка, пеликан, сокол, белый какаду, тигровая змея, красный муравей, красное дерево, дуб, кровавое дерево (blood-wood), железное дерево и др.; ко второй фратрии – дикая кошка, кенгуру, ворон, лебедь, летучая мышь, аист, черный какаду, свистящая змея, черный муравей, сахарный тростник, томогавк, красные копья, бумеранг и многое другое. Не только природа и люди, но и весь мир духов делится на те же две категории, и умерший идет всегда в страну своей фратрии[58]. В Квинсленде, в районе Черибурга, все племена делятся на матрилинейные фратрии, обычно называющиеся Вутару и Юнгару. Распределение явлений природы между этими фратриями не одинаково для всех племен, но между соседними племенами замечаются значительные совпадения. Так, опоссум всегда, за исключением только племени, живущего к югу от Брисбена, причисляется к фратрии Вутару, свежая вода – к фратрии Юнгару. Однако у племен, живущих дальше на запад, вода относится к фратрии Вутару. У племени куам па реке Небине рассказывают, что когда человек после смерти направляется в царство духов, там его встречает его тотем и знакомит со всеми родственниками, т.е. со всеми явлениями природы, принадлежащими к его фратрии. Это же племя объясняет, что опоссум принадлежит к противоположной фратрии, чем лягушка, тем, что лягушка – отец опоссума; это видно из того, что в их манере прыгать есть сходство. Мисс Кэлли, изучавшая эти племена, составляя списки тотемов и субтотемов, подметила следующее правило туземной классификации: деревья и птицы, которые вьют на этих деревьях гнезда, принадлежат всегда к одной фратрии; деревья, растущие вдоль ручьев, водоемов и болот, относятся к той же фратрии, что вода, рыбы, водяные жуки и лилии. Случается, что один и тот же вид животного относится к обеим фратриям. Так, племя каба-каби относит гремучую змею к обеим фратриям, но при этом оно различает четыре вида этой змеи, два из которых принадлежат одной, два – другой фратрии[59].

В известной мере всем предметам внешнего мира приписываются те же свойства, что и людям. Предметы, животные, растения, относимые к одной фратрии, наделяются «темной кровью», предметы, относимые к другой фратрии, – «светлой кровью», причем предполагается, что это отражено в цвете кожи или оперенья. В то же время одна фратрия связывается с Западом, другая – с Востоком[60]. Уорпер говорит следующее: «В культуре мурнгин все построено на двойственной основе. Нет ничего во всем мире – будь

[с. 90]

то растения, животные, минералы, звезды, люди, культура, что бы не имело место в одной из двух категорий»[61]. Например, красный попугай причисляется к фратрии Дуа, потому что в мифе он связан с женщиной, создавшей эту фратрию; его перья – тоже Дуа; корзинка, украшенная его перьями, – тоже Дуа; копье-металка – Дуа, копья с зубчатым наконечником – Дуа, акула – Дуа. Напротив, копье без наконечника, черный лебедь, европейцы, вся европейская культура причисляются к фратрии Иритжа. Можно было бы без конца множить число подобных примеров; ясно, однако, что для австралийцев дуальная организация является исходным пунктом взгляда на мир, основой всякой классификации, первоначальной и важнейшей из известных им логических концепций. Австралиец не мыслит ни одной вещи, ни одного предмета, ни одного явления природы вне классификации, построенной на дуально-родовом базисе. Поэтому, рассуждая теоретически, можно сказать, что все сущее расклассифицировано по двум фратриям. Но классификация практически нигде не выдержана до конца и охватывает сравнительно узкий круг явлений, наиболее близких производственной практике. Конечно, не случайно, что во всех списках, приводимых этнографами, прежде всего фигурируют птицы, животные, съедобные растения или деревья, служащие материалом для производства различных предметов. Напротив того, астральные явления попадают в эти классификации сравнительно редко. Нельзя забывать также, на каком шатком логическом базисе построена вся классификация. В сущности говоря, аборигены руководствуются совершенно случайными и малозначительными признаками: по большей части это цвет кожи, перьев, волос, иногда мифологические связи.

Отвлеченное мышление австралийцев развито еще слабо, их познавательный горизонт еще в такой степени связан с непосредственно данным опытом, что они едва дошли до вопроса о происхождении дуальной организации. Характерно, что мифология австралийцев дает чрезвычайно сбивчивые, нелепые и сильно варьирующие ответы на этот вопрос, – ответы, из которых видно, что сама проблема, в сущности, еще не укладывается в узкие рамки их конкретно-эмпирического мышления.

Так, по версии арунта, первоначально жили недифференцированные существа, плававшие в воде, покрывавшей весь мир. Когда вода высохла, они оказались в беспомощном состоянии. Тогда с севера прилетела мухоловка и выручила их из затруднительного положения. Каменным ножом она отделила одни члены от других, вырезала глаза, открыла уши, рот, нос, отделила пальцы друг от друга, сделала обрезание (отсюда обряд), дала им копье, копьеметалку, щит и бумеранг. Она разделила их на фратрию жителей Воды и фратрию жителей Земли и ввела различные обряды

[с. 91]

и церемонии[62]. В этом рассказе происхождение фратрий в известной мере связано с мифом о начале вещей, а главным героем, демиургом, является птица – мухоловка. В других вариантах учреждение дуально-родовой организации также приписывается птицам, но не ставится ни в какую связь с мифом о начале вещей. Так, западноавстралийские племена рассказывают, что очень давно, когда птица «спутник» (Gramenda) была еще человеком, она встретила человека-ворона, который женился на своей сестре. Тогда птица «спутник» прогнала человека-ворона и установила деление на две экзогамные фратрии[63]. В северной части Виктории рассказывают, что первоначально была длительная война между вороном и соколом; в конце концов они заключили мир и договорились, что люди разделяются на две фратрии – Маквара, или Сокол, и Кильпара, или Ворон[64]. В этих мифах птицы являются лишь символами людей, быть может, люди просто называются по их тотемам. Учреждение дуально-родовой организации оказывается делом рук самих людей, обходящихся без помощи богов, героев, сверхъестественных существ. Особенно ярко это выступает в мифе диери, рассказывающем, что деление на фратрии было установлено племенным советом[65]. Следовательно, миф о введении дуально-родовой организации отражает ту отдаленную, примитивную начальную ступень в развитии мышления, на которой человек приписывал все открытия и нововведения самому себе или своим предкам, на которой, не зная еще идеи высшей силы, будь то дух или бог, человек целиком находился во власти магически действенных представлений, вселявших в него веру в свое эфемерное всемогущество; короче говоря, миф этот возник еще на ступени дорелигиозного мышления.

Мифы австралийцев весьма многочисленны, пестры по содержанию, но чрезвычайно бедны по тематике. В основном они повествуют о странствовании предков, деятельность которых состоит в установлении тотемических обрядов и церемоний, о происхождении особенностей отдельных животных и т.д. В них рассказывается, почему у ястреба и черного какаду пятна на перьях (они обожглись на костре), почему у кита фонтанные отверстия (еще будучи человеком, он получил два удара копья в затылок), почему у турухтана своеобразная походка – «немножко побежит, немножко постоит» (он когда-то преследовал другую птицу и, когда она оборачивалась, вынужден был замирать) и т.д. «Предпосылкой возникновения мифов, – говорит Гребнер, – служит очень сильная, но ограниченная в пределах каузальная потребность туземца. Ограниченная настолько, что он делает только один шаг назад в причинной цепи данного явления. Он почти никогда не

[с. 92]

спрашивает, откуда же произошли те или иные обусловливающие данное явление процессы или состояния. У него действительно есть каузальная потребность, но он неспособен мыслить исторически. Правда, почти везде существует воззрение, что сегодняшнему положению вещей предшествовало какое-то иное, например, человек был животным, животное – человеком, либо оба они были существами неопределенной формы, а затем только произошло превращение. Но обычно удовлетворяются либо просто признанием факта такого превращения, либо рассказывают какую-либо служащую разъяснением историю, основанную на доступных пониманию процессах из жизни природы или человека. Понятно, например, с первого взгляда, когда происхождение речного русла приписывается движениям земли или рыбы, озерообразные расширения рассматриваются, как привалы животного для отдыха»[66].

Австралийское мышление мы застаем на той ступени мифотворчества, когда космогоническая проблема еще не стоит перед человеком, когда отдельные разрозненные мифы еще не слились в пусть противоречивую, но всеобъемлющую систему, когда не сложился любимый народный тип героя – культуртрегера, демиурга. В многочисленных разрозненных поверхностных мифах австралийцев действуют серые, еще обезличенные, однообразные и нехитрые герои, появляющиеся только однажды, чтобы уступить место другим безымянным персонажам. Австралийцы дошли до примитивной, основанной на дуально-родовом базисе классификации явлений, но недоуменный вопрос о происхождении этого принципа только зарождался в их умах, а загадка возникновения мира представляла такую новинку, что космогонический миф, по существу, и не сложился. Вероятно, древнейшей формой мифа, вылившегося впоследствии в космогонический миф и одновременно в миф о братьях-близнецах, культурных героях, является вариант, записанный Уорнером у племени мурнгин: это было время, когда людей еще не было, а животные были, как люди. Две сестры со своими детьми покинули страну Уауилак и направились к морю; по дороге они давали имена (создавали, творили) животным и растениям. Но прежде чем отправиться в путь, они вступили в кровосмесительную связь со своими сородичами, от чего позже, в стране Уауилак у них родились дети. Миф подробнейшим образом описывает все похождения сестер, их путь и все, что они делали по дороге, хотя, прямо надо сказать, они не делали ничего замечательного. По всему контексту миф носит сугубо локальный характер: каждая его фраза связана с каким-либо местом племенной территории мурнгин, в нем нет намека на космогоническое творчество. Дальше миф повествует, что старшая сестра при помощи сверла добыла первый огонь и сварила ямс и животных, убитых в пути. Кроме того, сестры совершили и другие культур-

[с. 93]

трегерские акты: принесли с собой каменные орудия, сделали колыбель, ввели обрезание. Затем старшая сестра пошла к водоему. На беду, ее менструальная кровь попала в воду. Из водоема поднялся гигантский питон. Хлынул дождь. Женщины поспешно соорудили шалаш из коры, но дождь становился сильнее и сильнее и, наконец, промочил их в их убежище. Тогда сестры, выйдя из шалаша, стали петь и танцевать, заклиная дождь остановиться. Со всех сторон сползались змеи разных пород и окружили хижину. Было темно, и женщины не видели змей и пели песни, которые поются теперь туземцами во время разных обрядов и церемоний. А дождь становился все сильнее и сильнее. Тогда питон подполз к лагерю женщин, околдовал их, погрузив в глубокий сон, и проглотил сначала старшую, а потом младшую сестру и детей. Начался потоп. Весь мир покрылся водой. Только питон, вытянувшись вверх, поднялся из воды, как голый ствол дерева. Когда потоп кончился, питон выплюнул женщин и детей и уполз в свой водоем. Они снова стали жить[67].

В этом бесхитростном мифе замечательным образом сплелось несколько мотивов, получивших широкое распространение в более поздних мифологических слоях. Миф о потопе и Иов во чреве кита, получившие своеобразное австралийское оформление, связаны органически с мотивом о двух сестрах, приносящих людям культуру. Все эти мотивы в более поздние периоды мифотворчества не только чрезвычайно широко распространились, но и были более четко и законченно оформлены. В частности, в мифе о двух сестрах мы видим прототип мифа о близнецах-культуртрегерах, повсеместно восходящего к дуально-родовой организации. Вариант этого мифа, записанный у мурнгин, по ряду признаков дает наиболее архаическую из всех известных форму. Первая архаическая черта мифа в том, что его главными персонажами, героями являются две сестры, а не два брата. Это обстоятельство кажется вполне естественным для эпохи матриархата, когда женские образы должны были играть и действительно играли выдающуюся роль. Однако образы сестер-демиургов, возникшие в матриархальную эпоху, не успели еще развиться в сложный и разветвленный цикл мифов, когда исподволь стали вытесняться образами братьев-культуртрегеров, творцов племенной культуры. Процесс вытеснения можно отчасти проследить на мифологии того же племени мурнгин, которому известен образ героя-плута. Его имя – Бамапама. Это парень, живший в мифологический период и совершивший множество асоциальных действии. Он изображается человеком, вечно охваченным половыми вожделениями, постоянно волочащимся за чужими женами, в особенности за женами своих товарищей по фратрии; он глупый парень, забубенная головушка, шутник и плут. Рассказы о его проделках, вызывающие взрывы смеха среди слушателей, имеют нравоучительный характер и ясно

[с. 94]

выраженную мораль. В похождениях Бамапамы фигурируют знакомые нам две сестры, встреча с которыми оказалась для него роковой. Он изнасиловал младшую сестру, а затем воткнул ей копье в половой орган. За это родственники женщины воткнули в него несколько десятков копий, и он превратился в дикообраза[68]. Образ Бамапамы по всему своему облику совпадает с образами дурного, плутоватого или неудачливого брата дуалистической мифологии меланезийцев и индейцев. Однако он не имеет антипода. Положительным началом в мифе мурнгин выступают женщины, столкновение с которыми для Бамапамы, точно так же как столкновения дурных братьев меланезийской и индейской мифологии с хорошими братьями, заканчивается смертью. Подобное родство мотивов позволяет рассматривать мифы мурнгин как разрозненные элементы, еще не развившиеся в стройную систему, как зачатки мифа о братьях-близнецах, делающих самые первые шаги по пути вытеснения первоначальных образов сестер-культуртрегеров. На связь же мифологических сестер с дуальной организацией указывает миф арунта, согласно которому каждая из современных фратрий племени находится в родстве с одной из двух сестер, сошедших когда-то вместе с солнцем с неба[69].

Другая архаическая черта мифов мурнгин – отсутствие в них всяких элементов космогонии как таковой, очень неглубокий, поверхностный историзм. В мифе рассказывается, что было время, чем-то отличавшееся от современного, но отличия эти представляются неясными. Вопрос о возникновении мира и земли не ставится. Сестры бродят по стране, ничем не отличающейся от современной. Чуть ли не каждый шаг их приурочен к деталям современного ландшафта и творческая их деятельность ограничивается созданием некоторых элементов культуры и нескольких видов животных и растений. С этой точки зрения, миф мурнгин примитивнее всех известных мифов о братьях-близнецах. Только в одном варианте появляются все еще очень примитивные элементы космогонии. Когда мир начался, говорится в мифе, была только вода. Две сестры гребли на плоту (вспомните Великого Кролика алгонкинов и его странствования на плоту, вспомните также Ноя и его ковчег). Они остановили плот и воткнули две палки в дно. Они пошли по земле (откуда она взялась – неизвестно). Они дали названия каждой части земли (следуют названия). Они дали названия коре, из которой аборигены строят хижины. Они встретили мужчин. «Куда вы идете? Мы не имеем мужей», – сказали они. У них были vulvas, но они были слишком узки для половых сношений. Тогда они взяли палки и сделали свои vulvas пригодными для половых сношений. Затем в мифе рассказывается, как странствовали эти женщины, как они создали острова, расположенные к северу от Австралии, как они дали имена целому ряду

[с. 95]

вещей и животных, установили церемонии, и поныне исполняемые аборигенами, как поймали солнце и зажгли от него первый огонь, как они поссорились между собой из-за перьев попугая[70].

В этом варианте имеются черты более развитого мифологического мышления: поставлен вопрос о начальном состоянии Земли; культуртрегерская, творческая деятельность сестер значительно расширена (первый огонь, обучение людей половой жизни), намечены противоположные черты в характере сестер, ссорящихся из-за украшений. Таким образом, этот вариант позволяет перекинуть мост к близнечным мифам прочих племен. Во всяком случае, перед нами несомненный прототип дуалистического близнечного мифа – прототип, в котором женские образы, свойственные матриархальной эпохе, еще не вытеснены мужскими.

Патриархальным племенам центральной Австралии уже известен миф о братьях-близнецах, культурных героях, не причастных, однако, к созданию мира. В мифе арунта рассказывается, что в древнейшие времена страна была покрыта соленой водой. В это время в западной части неба обитали два существа, называвшиеся «унгамбикула», т.е. самосуществующие. Они увидели на земле, освободившейся от воды, «инапертва» – существа, представлявшие собой прообраз людей; эти существа не имели членов, органов зрения и слуха, не могли принимать пищу и напоминали бесформенные шары, в которых едва-едва можно было разглядеть зачатки человеческих членов. Тогда унгамбикулы спустились с неба, вооружились каменными ножами и вырезали из инапертва настоящих людей. Туземцы полагают, что каждая инапертва происходила от какого-либо животного и, следовательно, роль унгамбикулы сводится к стимулированию превращения животного в человека. Выполнив эту миссию, унгамбикулы ввели обряд обрезания и превратились в ящериц[71]. У варрамунга два брата выступают в роли Прометея. Младший брат первый предлагает добыть огонь, но удается это только старшему брату. Младший брат рисуется в мифе неловким и неуклюжим парнем[72]. Миф племени мара рассказывает, что огонь изобрел черный сокол, который хотел сохранить его только для людей своей фратрии, но пришел белый сокол и после ожесточенной борьбы сделал огонь достоянием всего племени[73]. Таким образом, если у племени мурнгин отмечается первоначальная ступень близнечного мифа, то у племен арунта, варрамунга, мара миф этот принимает более устойчивую и отчетливую форму. Во вполне оформленном виде он записан у уик-мункан (Северный Квинсленд) и в Виктории. Уик-мункан

[с. 96]

рассказывают, что однажды некто Мбу плыл вдоль песчаных дюн в лодке со своей женой. Они поднялись по ручью и стали ловить рыбу. Когда они встретили брата Мбу Тийта – орла-рыболова, они повернули лодку к берегу моря и стали охотиться на черепах. Мбу рассердился на своего брата за жадность, с которой тот пожирал пойманных черепах. Они поссорились, и Мбу был смертельно ранен. Умирая, он научил людей всем обрядам и церемониям, исполняемым на могиле умерших. Этим же братьям приписывается изобретение копий, палиц, огня, танцев. Наконец, эти же братья делают первых женщин и учреждают браки[74].

В Виктории главными героями близнечного мифа являются Бунджиль и брат его Палиан (последний известен также и под другими именами). Эти два персонажа, вне всякого сомнения, принадлежат к подлинно туземному слою мифологии и не могут быть приписаны европейскому влиянию[75]. Один из первых колонистов еще в 30-х годах XIX в. сообщил туземный миф, по которому Бунджиль создал землю, деревья, животных и людей, а его брат Палиан создал воду, море, рыб; из воды он сделал женщин, однако они оказались безжизненными. Тогда он принес их к Бунджилю, который оживил женщин. Более подробно спустя почти полвека тот же миф записал Брау Смит; по его варианту, Бунджиль – творец всех вещей; однако ему помогали его жена и брат Палиан. При помощи деревянного меча Бунджиль вырубил реки, озера, горы. Затем из глины он вылепил двух мужчин. Для этой цели он срезал ножом два куска коры; на один из кусков он положил глины и стал мять ее при помощи ножа. Когда глина подсохла, он переложил часть ее на другой кусок коры и стал лепить мужчину, начав свою работу с ног. Он вылепил ноги, туловище, руки и голову. Он сделал по человеку на каждом куске коры. Он был доволен своей работой. Он любовался людьми и танцевал вокруг них. Затем он взял древесные волокна и сделал из них волосы, которые прилепил к головам. Одному он сделал прямые волосы, другому – курчавые. Эти различия до сих пор приписываются аборигенами людям разных фратрий. Палиан был создателем воды: он сотворил воду в реках, ручьях, озерах, морях и рыб, и животных, в них живущих. Однажды он играл с водой, хлопая по ней руками. Вдруг он заметил, что вода стала густеть и, наконец, совсем сгустилась. Тогда он вылепил из нее двух первых женщин, одну из которых взял себе в жены, другую отдал Бунджилю[76]. В этих мифах довольно отчетливо намечается противопоставление мудрого Бунджиля дикому Палиану.

[с. 97]

У племен группы кулин намечается превращение близнечного мифа в «птичий» миф. Бунджиль принимает форму сокола, Палиан – летучей мыши или ворона. Деятельность обоих остается та же, что и в изложенном выше мифе, но настойчиво подчеркивается их борьба и одновременно связь их с фратриями. В некоторых случаях прямо указывается, что Бунджиль ввел разделение человечества на фратрии, дал людям брачные законы и церемонии, дал им огонь. Намечается также идентификация Бунджиля и Палиана с астральными явлениями и силами природы – солнцем, темной и светлой фазой месяца; местом жительства Бунджиля оказывается небо, он и его брат отождествляются с созвездием Близнецов – Кастора и Поллукса; созвездие Черного Лебедя считается женой Бунджиля, радуга – его сыном[77]. Забавный вариант близнечного мифа записан у нарриньери: Вайунгаре был создан из экскрементов матери без участия отца. Он был красный человек. Его братом был Непелле. Жены Непелле однажды увидели Вайунгаре у озера и пожелали взять его в мужья. Они пошли к его хижине и, застав его спящим, стали шуметь. Он проснулся и вышел наружу. Тогда женщины, лопаясь от смеха, бросились на него, обвили его руки вокруг своих шей и принудили его вступить с ними в связь. Узнав об этом, разгневанный Непелле пришел к хижине Вайунгаре, но не застал никого дома – Вайунгаре с женами был на охоте. Тогда Непелле положил в хижину огонь и приказал огню, дождавшись их возвращения, дать им заснуть и поджечь их. Огонь повиновался, спящие были объяты пламенем, но спаслись, окунувшись в озеро. После этого Вайунгаре метнул в небо зубчатое копье с привязанной к нему веревкой. Копье крепко засело в небе, и Вайунгаре вместе с женами забрался на небо. Вскоре начался потоп, спасаясь от которого Непелле влез на гору, а затем тем же способом, что и Вайунгаре, – на небо. Он взял с собой лодку, которая до сих пор плавает по Млечному Пути. Вайунгаре и Непелле жили в то время, когда кенгуру и другие животные были исполинских размеров. После своего апофеоза они уменьшили их размеры. Вайунгаре разорвал кенгуру на кусочки и разбросал их по земле. Из каждого кусочка вышел нормальный кенгуру, подобный тем, на которых охотятся туземцы. То же самое Непелле сделал с рыбами[78].

В западной Австралии дуалистический миф о двух небесных героях и о борьбе черного и белого племени, обменивавшихся женами, записан Олдфилдом[79].

Несомненно, дуалистический миф был широко распространен и в юго-восточной и юго-западной Австралии. Бесспорно был изве-

[с. 98]

стен он и тасманийцам, у которых записан следующий рассказ: два человека, Турдат и Трара, спустились с неба и научили черных добывать огонь; затем они вернулись на небо, где пребывают в виде двух звезд – Кастора и Поллукса[80].

Некоторые ранние наблюдатели приписывали тасманийцам веру в доброе и злое существа, между которыми был поделен весь мир. Хотя выражения, в которых эти источники передают тасманийские идеи, безусловно, чужды первобытному мышлению, но несомненно, что подосновой этих рассказов являются подлинные мифологические представления туземцев. Вполне вероятно, что тасманийцам, так же как и ряду племен Австралии, был известен уже в более или менее определенной форме близнечный, дуалистический миф. Еще более несомненно, что дуалистические мифы этих племен связаны с дуально-родовой организацией и аналогичны соответствующим мифам меланезийцев и индейцев. Палиан выступает в Виктории как брат Бунджиля, и их взаимоотношения совпадают с взаимоотношениями То Кабипаны и То Корвуву из мифов туземцев полуострова Газелли, Ката и Суке на островах Банкса, Кери и Каме (в Южной Америке). Повсюду это мифологические герои, творцы культуры, создатели общественных устоев. Первоначально они фигурируют в мифах, имеющих отчасти объяснительное, отчасти назидательное значение. Мифы показывают, как возник тот или иной социальный запрет, а иногда и добавляют, почему нужно его соблюдать. Впрочем, первоначально моральный элемент играет в них подчиненное значение, а иногда и вовсе отсутствует. Нигде наши мифологические братья-творцы не выступают в роли карающей и награждающей силы. Только местами с развитием некоторых культов и тайных ритуалов образы мифологических персонажей начинают использоваться в целях морально-устрашающего порядка. Так, у племени, живущего на берегу реки Муррей, аналог Бунджиля – Дарамулун превратился в небожителя, способного строго наказывать провинившихся, ревниво оберегающего устои племени. О существовании Дарамулуна юноши узнают только во время инициации; это самый большой секрет племени, о котором ни в коем случае не должны знать непосвященные и дети. Женщины знают Дарамулуна просто под именем «отец», и их представления о нем весьма смутны. Само имя «Дарамулун» табуировано[81]. Достаточно сравнить характеристики Дарамулуна – с одной стороны, Бунджиля – с другой стороны, чтобы убедиться в их идентичности. И если Дарамулун наделен карающими функциями, превращен в хранителя племенной морали, окутан табу, включен в сложные обряды инициации, то это все, несомненно, позднейшие атрибуты, приобретенные им в связи с развитием тайных об-

[с. 99]

рядов и культов, сомневаться в позднем происхождении которых не может ни один здравомыслящий исследователь. Уже тот факт, что Дарамулун скрыт от женщин, указывает на позднейшую трансформацию первоначально общеплеменного мифа, связанную с переходом от матриархата к патриархату.

Что касается его брата-антипода, то либо он исчез вовсе или превратился в его сына, либо остался, в силу тайны, облекшей этот миф, сокрытым от взоров исследователей*. Во всяком случае мы достаточно последовательно показали дорогу, ведущую от мифологических братьев-демиургов к центральному образу инициационного обряда, для того чтобы уяснить всю нелепость интерпретации Вильгельма Шмидта, видевшего в Дарамулуне монотеистический образ.

Подведем итоги. Австралийский материал позволил проследить эволюцию близнечного мифа начиная от самого его возникновения. На первой ступени (мурнгин) героями мифа являются две сестры, создательницы огня и некоторых других элементов культуры, некоторых растений и животных; о создании или начале Земли и людей в мифе не упоминается; противоположность характеров двух персонажей еще не намечена; ссоры между ними малозначительны.

Вторая ступень (арунта, варрамунга): действующие герои – братья; они вырезают людей из примитивных существ, дают людям огонь и обряды, устанавливают деление на фратрии; ожесточенно сражаются между собой; часто отождествляются с птицами. В смутной форме появляется идея о начале мира, но к устройству его братья не имеют прямого отношения.

Третья ступень: действующие герои – братья – наделяются птичьими и астральными чертами. Живут на небе. Один мудрый, другой неловкий, но еще не злой. Один создает мужчин из глины, преобразует ландшафт, высекает горы, творит животных, растения, вводит деление на фратрии, ряд обычаев и обрядов, дает людям огонь, однако все еще не является подлинным творцом Вселенной и Земли. Второй помогает ему, создает воду, делает из воды женщин, но не может оживить их, создает рыб и морских животных. Братья борются между собой.

Наконец, локальным явлением оказывается использование мифологических образов в тайных культах.

[с. 100]

[1] Полный обзор см.: Максимов, 1930, стр. 19 – 59.

[2] Brough Smyth, 1878, I, стр. 27 (предисловие).

[3] Howitt, 1904, стр. 89.

[4] Rivers, 1926, стр. 200.

[5] Максимов, 1930, стр. 56.

[6] Сводку см.: Brown, 1931.

[7] Elkin, 1938, стр. 51; Mathew, 1898.

[8] Elkin, 1931, стр. 54 (II).

[9] Ноwitt, 1904, стр. 770.

[10] Mathew, 1899; Thomas, 1906, стр. 39 и след.; Vatter, 1925.

[11] Mathew, 1910, стр. 143 и след. (II); Максимов, 1930, стр. 58 – 59.

[12] Brown, 1923, стр. 443 – 444. В литературе утвердилось, на наш взгляд, неосновательное мнение, что деление на «тени» и «крови» не совпадает с делением на фратрии (см. Тhоmas, 1906, стр. 152; Максимов, 1930, стр. 58 – 59 и др.). Мнение это базируется главным образом на показаниях Мэтьюса – автора, чрезвычайно много путавшего (уничтожающую характеристику его см.: Максимов, 1930, стр. 48; см. также Токарев, 1928, стр. 83). Несомненно, Мэтьюс ошибся и в данном случае. Так, описанное этим автором племя итчмунди имеет деление на «кровь», называемые Мукуло и Нгильпара. Хауитт для этого же племени дает только деление на фратрии – Кильпара и Муквара (Howitt, 1904, стр. 106). Нетрудно видеть, что «Нгильпару» – иная транскрипция «Кильпара», а «Муквара» – «Мукуло». Таким образом, Мэтьюс, найдя названия фратрий и, очевидно, правильно расшифровав их как «живая», «быстрая» и «медленная», «сонная» кровь, вообразил, что открыл новый тип социальной организации, отличный от фратрий, которых он вовсе не нашел у итчмунди. В пользу нашего мнения говорит то, что у целого ряда племен, изученных Джоном Мэтью, фратрии как раз различаются по крови (см. Thomas, 1906, стр. 51). Следовательно, Хауитт открыл фратрии у итчмунди, но не сумел расшифровать их названия, а Мэтыо, расшифровав названия, не понял, что имеет дело с фратриями. Примерно такая же история случилась с племенами нгеумба (река Дарлинг) и камилароев. По Мэтьюсу (Mаthews, 1907), фратрии этих племен не экзогамны, а экзогамны лишь «касты», называющиеся «кастой густой крови» и «кастой активной крови». Эти касты регулируют расположение людей в лагере и связаны с известными духовными различиями. Так, люди с «активной кровью» считаются лучшими охотниками, чем люди с «густой кровью». Но Лангло Паркер дает те же названия для фратрий, которые Мэтьюс приводит для каст. Первый термин Паркер переводит как «светлая кровь», второй – как «темная кровь». По ее словам, эти деления экзогамны (Parker, 1905, стр. 11). Наконец, в какой мере неточны сведения Мэтьюса, показывает то, что он не заметил соответствия между «тенями» и «кровями», которое обнаружил Радклифф-Браун (Radcliff-Brown, 1923, стр. 443 – 444). Конечно, в этом вопросе еще много неясного, но все же отождествление фратрий с «кровями» и «тенями» кажется наиболее правдоподобным.

[13] Elkin, 1931, стр. 191 – 198 (III).

[14] Howitt, 1904, стр. 137. Племя ваимбайо делится на фратрии Муквара и Кильпара.

[15] Frazer, 1937, стр. 246.

[16] Spencer, Gillen, 1927, стр. 40.

[17] Strehlow, 1907, I, стр. 1, 6. Спенсер говорит, что эти термины неизвестны аборигенам центрального и северного подразделения племени, среди которых он работал (Spencer, Gillen, 1927, прим. 41). Тем не менее показания Штрелова как раз в этом пункте заслуживают доверия, тем более что он близко знаком с западной частью племени, кажется, не обследованной Спенсером и Гилленом.

[18] Spencer, Gillen, 1904, стр. 96.

[19] Strehlow, 1907, I, стр. 1, 6.

[20] Устройство лагеря у всех австралийских племен подчиняется строгим законам. «Туземцы не держатся смешанно, в беспорядке. Во всем есть метод и порядок. Если налицо все племя, то жилища образуют небольшую деревню, разделенную на группы, каждая из которых состоит из шести или более миамов (шалашей). Каждый миам располагается в 6 ярдах от соседнего, а каждая группа миамов отделена от другой расстоянием по крайней мере в 12 ярдов… (т.е. около 11 м. – Ред). При устройстве лагеря заботятся о том, чтобы отделить холостых юношей от девушек и от семейных; юношам не позволяется находиться среди женщин» (Вrough Smyth, 1878, I, стр. 124). «Каждая семья имеет одну или две отдельных хижины. В этих хижинах спят отец семьи, его жена, девочки, которые не перешли еще к своим мужьям, и маленькие мальчики. Женщины-родственницы, по различным причинам не имеющие мужских покровителей, также спят у этого огня. Но юноши и мальчики начиная с десятилетнего возраста спят в особой части лагеря, где ими самими, а по большей части их матерями возведены две или три специальные хижины, в которых спит вся мужская молодежь, связанная известным родством.

Когда в лагерь прибывают гости, сопровождаемые своими женами, то они спят в своей собственной хижине, построенной среди хижин женатых мужчин; но если с гостями нет жен или они холосты, то они располагаются у огня молодежи» (Grey, 1841, II, стр. 252 – 253).

«Положение различных костров в лагере зависит от родственных отношений семей между собой. Когда братья, принадлежащие к одному клану, занимают одну часть лагеря, то между кострами соблюдается известная дистанция, ибо существует табу между мужчиной и женой его старшего брата… Существует отдельный мужской лагерь, а одинокие женщины держатся у костров своих братьев, отцов или детей» (МсConnel, 1934, стр. 335 – 336). «В каждом лагере имеется место для собраний, расположенное на отлете; здесь мужчины собираются для решения общественных дел. Ни одна женщина не должна посещать это место вне зависимости от того, присутствуют там мужчины или нет. Женщины также имеют особые места, где они собираются вместе с детьми. Мужчина даже не может думать о посещении этой части лагеря» (Gillen, 1896, стр. 163).

[21] Gillen F., 1896, стр. 163. Как известно, Мэтьюс утверждал, что у аранда не патрилинейная, а матрилинейная фратрия (Мathews, 1908, стр. 1 – 3 (I); Mathews, 1908, стр. 88 – 102 (II); Mathews, 1900). Источник его информации – «человек, который провел много лет среди аранда и затратил много труда и времени, для того чтобы ответить на мои вопросы». Мэтьюс признает наличие неправильных браков, при которых класс отца определяет фратрию ребенка. Спенсер и Гиллен признают наличие неправильных браков, при которых фратрия матери определяет фратрию ребенка. Максимов (1930, стр. 42 – 52) хотя и с сильными колебаниями, но склоняется скорее к мнению Мэтьюса. Мы, однако, думаем, что в основном правы Спенсер и Гиллен, показания которых подтверждают в этом пункте Штрелов и Радклифф-Браун. Во всяком случае разделение лагеря и племени во время церемоний, будучи явлениями совершенно наглядными, не могли породить ошибки у наблюдателей. Мэтьюс же, основывавшийся только на генеалогиях и никогда не бывший у аранда, легко мог впасть в заблуждение. Он договорился до нелепого утверждения, что «невозможно разделить племя на две такие половины, при которых мужчины одной половины женятся на женщинах другой половины и обратно» (Mathews, 1908 (III), стр, 3). Между тем такое разделение существует и его наблюдали многие исследователи своими глазами. Это наилучшим образом опровергает доводы Мэтьюса. Однако все же в основе рассуждений этого автора лежал один бесспорный факт: наличие браков, неправильных с точки зрения патрилинейности. Эти браки проще всего, очевидно, объясняются как пережиток матрилинейных фратрий, вероятно, еще недавно существовавших у аранда. Во всяком случае пережитки материнской филиации сохранились у аранда в порядке наследования тотемов, которые не передаются ни по материнской, ни по отцовской линии: ребенок получает тотем той группы, на территории которой мать впервые почувствует беременность.

[22] Spencer, Gillen, 1904, стр. 96.

[23] Spencer, Gillen, 1899, стр. 276 – 277; Spencer, Gillen, 1927, стр. 228 – 229.

[24] Там же, стр. 367; Spencer, 1928, стр. 334, 342.

[26] Frazer, 1937, стр. 220 – 221.

[28] Spencer, Gillen, 1904, стр. 28 – 29.

[29] Spencer, 1928, II, стр. 458.

[30] Spencer, Gillen, 1904, стр. 298.

[32] Warner, 1937, стр. 31.

[33] Warner, 1937, стр. 155.

[35] Elkin, 1933, стр. 453 – 454. См. также Frazer, 1937, стр. 106 – 107, 112.

[36] Howitt, 1888, стр. 51.

[37] Frazer, 1937, стр. 71.

[38] Frazer, 1910, II, стр. 5 – 6.

[39] Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства. – К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 91.

[40] Elkin, 1938, стр. 50.

[42] Radcliff-Brown, 1931.

[43] Radcliff-Brown, 1931. См. также Vatter, 1925, стр. 113: «В большинстве случаев локальная группа экзогамна (локальная экзогамия)».

[44] Spencer, Gillen, 1899, стр. 34.

[45] Frazеr, 1910, I, стр. 478.

[46] Taplin, 1878, стр. 11 – 12.

[47] Frazer. 1910, II, стр. 2 – 4.

[48] Howitt, 1891, стр. 55.

[49] Howitt. 1904, стр. 69, 249.

[50] Frazer, 1910, I, стр. 466.

[51] Elkin, 1931, стр. 59 – 60 (II). В теоретическом рассмотрении не имеет значения позднее появление патрилинейных групп у диери. Вне зависимости от того, происходил ли этот процесс под влиянием европейцев или совершенно самостоятельно, формальные черты его оставались те же.

[52] Radсliff-Brown, 1929.

[53] Восьмиклассовая система, исключающая браки между кросс-кузенами, построена на тех же принципах, и поэтому рассматривать ее мы не будем.

[54] Недавно Е.Ю. Кричевский выступил с утверждением, будто бы брачные классы возникают после дуально-родовой организации, но до распадения фратрий на кланы (роды)*. Таким образом, все австралийские племена должны, по его мнению, пройти через следующие ступени: 1) дуальная организация; 2) четырехклассовая система; 3) развитый родовой строй. Чтобы обосновать эту схему, Кричевский вынужден искать племена с дуальной организацией, четырьмя брачными классами, но без деления на тотемические кланы. Это нелегкую задачу он облегчает себе тем, что выбрасывает из поля своего зрения достоверные источники, обращаясь к недостоверным. Для племен Квинсленда, исследованных Ротом, он принимает как факт наличие брачных классов при отсутствии тотемических родовых групп. Более того, Рот писал, как известно, о «классовом тотемизме»; на этом основании Кричевский заявляет, что у некоторых племен «классовый тотемизм» существует без «кланового тотемизма». Сюда относятся племена пита-пита, калькадун, митакуди, нерунтули, племена рек Прозерпин и Анан. Однако сведения Рота об этих племенах, как указывалось уже в литературе, не заслуживают доверия. В первой своей публикации Рот отрицал наличие тотемизма у племен северо-западного Квинсленда. Затем он признал наличие пищевых запретов, связанных с брачными классами, однако вовсе не говорил, как это утверждает Кричевский, о тотемизме классов, как о твердо установленном явлении. У Пальмера, исследовавшего те же племена, имеются более определенные указания на «нормальный тотемизм»; не хватает только прямого указания на передачу тотема по отцовской или материнской линии (см. Frazer, 1910, I, стр. 528 – 530; Palmer, 1884, стр. 299). Наконец, корреспондент Хауитта Летт прямо указывает, что каждая фратрия распадается на тотемические роды (Howitt, 1884, стр. 837). Радклифф-Браун (Radcliff-Brown, 1931, стр. 69) обращает внимание на то, что, согласно Роту, каждый индивид получает тотем своего брачного класса, «как только он достигает необходимого возраста». Следовательно, этот «тотем» не определяется рождением, а напоминает духов-покровителей североамериканских индейцев. В то же время Радклифф-Браун подтверждает, что у некоторых племен той же группы отмечены тотемические матрилинейные кланы, и высказывает предположение, что «в одном и том же племени могли отлично сосуществовать как системы кланового, так и классового тотемизма» (там же). Из сказанного ясно, что 1) все сведения о классовом тотемизме сомнительны; 2) если классовый тотемизм все же существует, то представляет собой позднюю форму, и 3) не может служить доказательством большей древности классов по сравнению с тотемическими кланами. Зато группа матрилинейных племен типа диери, где налицо фратрии и тотемические кланы, но нет брачных классов, достаточно ясно показывает фактическую несостоятельность схемы Кричевского.

Мы не говорим уже о том, что с теоретической точки зрения схема эта также весьма неубедительна. Тотемические роды – всеобъемлющие социально-экономические, брачные и религиозные организации первобытного общества, брачные классы – только внешняя форма систематизации брачных запретов между поколениями. Первые возникают повсеместно в результате дробления фратрий (первоначальных родов), вторые – специфически австралийское явление. Почему вторые в Австралии должны обязательно предшествовать первым и почему этого не случилось у других народов земного шарa – остается непонятным.

[55] Frazer, 1910, I, стр. 428 – 431.

[56] Там же, стр. 470 – 471.

[57] Howitt, 1904, стр. 404.

[58] Mathews, 1904, стр. 69 – 70.

[59] Frazer, 1937, стр. 244 – 245.

[60] Mathews, 1907, стр. 12. См. также Вrough Smyth, 1878, I стр. 27 (предисловие).

[61] Warner, 1937, стр. 31.

[62] Strehlow, 1907, I, стр. 1, 6.

[63] Frazer, 1937, стр. 107.

[64] Вrough Smyth, 1878, I, стр. 424.

[65] Howitt, 1904, стр. 480 – 481.

[66] Grаеbner, 1924, стр. 21.

[67] Warner, 1937, стр. 250 – 258.

[68] Warner, 1937, стр. 545 – 549.

[69] Spencer, Gillen, 1927, стр. 496.

[70] Wаrner, 1937, стр. 306.

[71] Spencer, Gillen, 1899, стр. 388 – 389; Spencer, Grillen, 1904, стр. 150 – 154.

[74] Frazer, 1937, стр. 215.

[75] В настоящее время немыслимо защищать точку зрения Тайлора, видевшего в образах австралийских культурных героев продукты европейского влияния. См. по этому вопросу Lang, 1909.

[76] Brough Smith, 1878. I, стр. 423 – 424, 427; см. также Brough Smith, 1926, I, стр. 342, 351, 359.

[77] См. Ноwitt, 1904, стр. 484, 491; Ноwitt, 1888, стр. 65 – 66; Mathew, 1926, стр. 531; Schmidt, 1926, I, стр. 358 – 365; Schmidt, 1932, III, стр. 667 – 672; Mathew, 1899, стр. 15 – 16.

[78] Taplin, 1879, стр. 38 – 39; Curr, 1886, I, стр. 250 – 251.

[79] Oldfield, 1865, стр. 228 – 234.

[80] Mathew, 1899, стр. 20, 27

[81] Howitt, 1884, стр. 191 – 193.