Рябошлык Е.И. Марр: аналитический алфавит – всеобщая письменность
Путем определенного упрощения системы письменных знаков (латинизирование алфавита, добавление нескольких диактрических знаков, приравнивание буквы к цифре) Н.Я. Марр добивается того, что написанное в этой системе слово выявляет свою внутреннюю форму. Перевод всех национальных языков в технику данного алфавита и возведение его символов к четырем первоэлементам позволяет Н.Я. Марру выработать единую систему письма всех языков мира.
1
Николай Яковлевич Марр родился в Грузии в 1864 году. Отцом его был старик-шотландец, приехавший в Гурию по торговым делам, мать – молодой грузинкой из Гурии. Как пишет Марр в автобиографии, «мать и отец не имели общего языка», – отец знал английский, французский и русский, мать – только грузинский. Объяснялись они друг с другом «на формально скрещенном языке, на своеобразной “смеси” ломанных русских и грузинских слов»[1]. Первой грамотностью Марра была грузинская.
Восьми лет он потерял отца. С матерью они начали бедствовать.
В гимназии Марр «неожиданно для себя» оказался лучшим латинистом. За время гимназических лет он изучал французский, итальянский, немецкий, английский, греческий и латинский языки (чуть позже еврейский и сирийский)[2].
В детстве он обладал очень бурным и шаловливым характером и, как он сам писал, в гимназии его терпели только из-за красивого низкого голоса, так он пел в церковном хоре и некем его было заменить. Когда же он, вопреки тогдашнему всеобщему отвращению к классическим языкам, пожелал в последнем классе гимназии остаться на второй год для лучшего освоения языков, его, как он пишет, сочли за сумасшедшего и тотчас исключили.
В 1883 году в местной грузинской газете Марр опубликовал свою первую научную статью, в которой доказывал родство грузинского и еврейского языков.
В 1884 году он поступил в Санкт-Петербургский Императорский Университет на Восточный факультет, где на протяжении всех лет учебы сталкивался с непониманием и неприятием своих смелых воззрений преподавательским составом[3]. Несмотря на это, после окончания учебы он остался в Университете и возглавил кафедру Восточных языков. Так началась научная деятельность Н.Я. Марра, которая закончилась с его смертью в ночь с 19 на 20 декабря 1934 года «от упадка сердечной деятельности в результате общего склероза сосудов»[4].
Вот как сам Марр определял стиль совей научной работы: «Следует указать на ряд экспедиций, совершавшихся для накопления материала по различным языкам, с оговоркой, что приписываемое мне глубокое знание всех кавказских языков есть совершенно ненужная легенда, как, с другой стороны, не легенда, а подлинная действительность, что все мои творческие языковедные мысли суть не результат работ в кабинете, а зарождались и оформлялись в общении с людьми и природой, на улицах, торжищах, в пустынях и на морях, в горах и степях, у рек и родников, верхом или в вагоне, но только не в кабинете»[5].
О поразительной работоспособности, энергичности и при этом – собранности Марра говорит список учреждений, которые он возглавлял или которых был членом в период второй половины 20-х – в 30-е гг. Он был директором Публичной библиотеки (1924-1930)[6], Государственной Академии материальной культуры (ГАИМК), Кавказского историко-археологического института Академии Наук, Яфетического института, членом Центрального бюро Краеведения, читал лекции в Ленинградском университете, в Институте живых восточных языков, в Институте по изучению этнических и национальных культур народов Востока в Москве, в Секции материалистической лингвистики Коммунистической Академии.
И несмотря на такую внешнюю загруженность, Марр находил время для научной деятельности, результаты которой представлены в пяти томах его избранных работ, каждый том (формата альбомного листа) которых включает в себя по 600-700 страниц. Архивное наследие[7] Н.Я. Марра, хранящееся ныне в Петербургском отделении Архива АН, представляет свыше 3 тысяч единиц хранения, исключая переписку, фотографические материалы и др. документы.
2
Существуют работы, как резко критикующие учение Н.Я. Марра[8], так и труды, положительно оценивающие его творчество[9]. Поэтому в данной статье подробно не затрагивая все стороны учения, мы рассмотрим всего лишь один, так сказать «прикладной» аспект теории Марра – проблему аналитического алфавита. Но поскольку эта проблема органически вытекает из всего «нового учения об языке», то скажем о нем несколько слов.
Во-первых, почему это учение названо «новым», в сравнении с чем?
С начала XIX века начало развиваться, а к началу XX века вступило в полную силу «индоевропейское языкознание» с его учением о едином пра-языке. Путем формальных операций богатство известных языков сводилось к единому языку, по мнению индоевропеистов, бывшего первой ступенью языкового сознания. По сравнению с этим учением, во многом, и в пику ему, Марр и его ученики дали своей теории название «нового учения об языке». Борьба с индоевропеистикой была основным фоном лингвистической деятельности Марра, этой борьбой пропитана практически каждая его работа, поэтому здесь, не вдаваясь в подробности этого спора, мы лишь укажем, что несогласие Марра было направлено как в сторону основного постулата индоевропеистики – так называемой «перевернутой пирамиды»: в начале истории человечества существовал единый пра-язык, в современности – обилие многих, лишь фрагментарно похожих друг на друга языков[10]; так и несогласие в отношении сближения различных языков лишь на почве фонетических законов[11].
С полным правом «новое учение об языке» можно назвать идеологическим, как в том смысле, что оно некоторое, очень недолгое[12], время было способно являться официальной идеологией государства в области лингвистики (и не только), так и в том, основном, смысле, что оно, не отрицая фонетической стороны развития языка, главенствующую роль отдавало его идеологической (или «семантической») стороне, надстроечной функции[13]. Такой взгляд на язык, над которым в определенном смысле можно возвыситься, вопреки существовавшим доказательствам полного соответствия «языка» (языка в его современном состоянии) и мышления, а следовательно языка и homo sapiens – утверждало «новое учение об языке». Такое учение стало возможным после приведенных Марром доказательств стадиального развития «языка» и выявления его до-звуковых (линейных) структур, а следовательно и до-звукового, до-логического мышления, мышления кинетического, ручного.
С «пережитками» до-звукового, ручного языка мы постоянно сталкиваемся в случайных звуковым совпадениях, вскрываемых, например, в рифме стихотворений[14]: рука-нога, рука-река, пясть-прясть, слон-стол, папа-мама, деда-баба, вторый-который и пр. Совпадения эти отнюдь не случайны, а обусловлены тем, что тело обладает гораздо меньшим диапазоном возможностей оттенения смысла, чем звук. Пример, приводимый Марром в работе «Язык и мышление», – солнце и полнолуние, две противоположности, «вышедшие из одного образа с помощью тождественного направления рук к верхнему, т.е. нашему ‛небу’ в позе Оранты, молящегося, но с мимическим различением – с улыбкой на лице для ‛солнца’, а в связи с ним для ‛жизни’, ‛тепла’, ‛радости’, ‛смеха’, ‛улыбки’, без улыбки (с серьезной миной) – для ‛луны’, а с нею для ‛смерти’, ‛холода’, ‛скорби’»[15]. Соответственно в языке мы будем встречаться с такими «случайными» совпадениями, часто относимыми лингвистикой в область «народной этимологии», как, например, рад-ость/рад-уга, у-лыб-ка/люб-овь, с-м(е)р-ть/мр(а)-к и даже с-м(е)р-ть/с-м(е)-х и пр.
Рождение звукового языка, языка в обиходном смысле слова, произошло, как говорил Марр, благодаря «переменам мутационного характера», источник которых – «глубоко идущие революционные сдвиги в процессе диалектического отбора, революционные сдвиги, которые вытекали из качественно новых источников материальной жизни, качественно новой техники и качественно нового социального строя. В результате получалось новое мышление, а с ним новая идеология в построении речи и, естественно, новая ее техника»[16].
Культовая природа звукового языка неоднократно подчеркивалась Марром. Общение с божеством, с тотемом рода – вот та основа, на которой начала развиваться звуковая речь[17]. «‛Рука’ и ‛нога’ были наречены звуковым словом не как члены тела, анатомически воспринимаемые по их физической функции, а как увязанные по магической функции в нераздельном действе-пляске, пении и игре с предметом культа, луной и солнцем, носящие их названия»[18].
Современное состояние языка включает в себя все предыдущие стадии его развития: кинетическую (ручное мышление и ручной язык), диффузную (нерасчлененное мышление, на уровне языка – это первичные диффузные элементы), звуковую (звуковой язык и звуковое мышление[19]). Но открытая Марром стадиальность языка не позволяет замкнуть язык на современность. Происходит непрестанное изменение языка и он стремится к следующей своей ступени – сверх-языку (новое учение об языке как учение о над-языке).
Что будет представлять собою этот язык всемирного человечества сегодня не ясно. Явно только то, что он не будет отходом в уже пройденные стадии развития. Стремлением к узрению единого языка человечества и было созданием Н.Я. Марром техники аналитического алфавита[20].
3
Аналитическим алфавит назван потому, что наряду с привычным «нанизыванием» символов он дает возможность проследить, про-анализ-ировать слово-образовательную технику языка, технику слово-по-рождения[21].
Механизм алфавита основан на принципе соединения буквы и цифры[22].
Подробному рассмотрению аналитического алфавита посвящена статья Н.Я. Марра «Абхазский аналитический алфавит»[23] и несколько параграфов «Общего курса об языке»[24]. В данной статье мы укажем лишь основные принципы его организации.
Основываясь на научном требовании, преследуемом всеми научными алфавитами и транскрипциями, – иметь для выражения каждого речевого звука, или фонемы отдельное условное начертание, а не раздельное двухбуквенное (как, например, англ. ‛th’) или, тем более, трехбуквенное начертание (нем. sch), – Марр строит свой алфавит на том начале, что три степени озвонченности каждого сильного простого согласного изображены тремя независимыми друг от друга начертаниями, также простыми, т.е. не только без использования дополнительной буквы, но и без всяких придаточных знаков (p → b → φ; t → d → θ; k → g → q); это основные буквы алфавита из состава взрывных (сильных[25]).
Простыми начертаниями изображены также простые – сибилянты (свистящие: s → z; шипящие: ш → J[26] (рус. ж); придыхательные небные а) небные: h → γ; б) гортанные: ء → y), все придувные (слабые).
Поскольку в латинском алфавите[27] не имеется начертания для третьей разновидности ни в зубных, ни в губных, берутся греческие буквы φ и θ (а не транскрибируются парными ph и th), потому же отсутствующий и в греческом и в латинском шипящий выполняется русской или, что по Марру равнозначно, этрусской буквой ш, а гортанный – арабским ء.
Буква соответственно еще дополнительно усложняется, если изображаемый звук осложнен губным согласным w, т.е. лабиализован, или язычным полугласным «y» латинского письма (рус. «й»), т.е. лингвализован (графически: йотирован).
В технике усложнения простых (стержневых) звуков и кроется гениальное прозрения Марра. «Как числа при цифровом изображении делятся на категории единиц, десятков, сотен и т.д., – пишет он, – так яфетическое языкознание делит звуки, для удобства буквенного их изображения на простые (единицы), составные из двух звуков (десятки), в буквах слитно-двузначные, составные из трех звуков (сотни) и т.п., в буквах слитно-трехзначные построения.
Как в цифрах единиц меньше, всего-навсего 1-9, так в аналитическом письме, всего-навсего шесть стержневых простых согласных (t, k, d, g, θ, q), т.е. три зубных (t → d → θ) и три заднеязычных (k → g → q), и как в цифрах нуль (0), прибавляясь к единице раз, дает десяток, двукратно присоединяясь, дает сотню, так слабые согласные (s → z || ш → J и т.п., w, y), присоединяясь к простому стержневому согласному одиноко, дают звуки-десятки, присоединяясь парой (s + w, z + w и т.п.), дают звуки-сотни»[28].
Слабые (не стержневые) звуки условно обозначаются в аналитическом алфавите четырьмя знаками: точкой ( · ) над (стержневой звук осложнен звуком s) или под буквой (стержневой звук осложнен звуком ш), углом (V^) над (стержневой звук осложнен звуком z) или под (стержневой звук осложнен звуком J) буквой, кружком ( º ) как знаком лабиализации и зубчиком ( ‘ ) внизу буквы как знаком йотации. Сочетание стержневых звуков (единиц) и слабых звуков (нулей)[29], обозначаемых условными знаками, и обеспечивается возможность, например, 78 абхазских фонем[30], выражаемых 78 буквами, обозначить 23 различными знаками (из которых 19 самостоятельных фонем и 4 придаточных знака).
Таким образом обоснованно, идеологически закономерно упрощая алфавит любого языка, Марр создает основу для единой транскрибционной системы всех языков[31].
[1] Марр Н.Я. Избранные работы (в 5-ти тт.). М.-Л., 1933-1936. Т. I. С. 9. Далее – ИР с указанием тома.
[2] Здесь надо отметить, что особенно раздражала Марра легенда, что «он обладает исключительной способностью без труда [курсив Марра – Е.Р.] овладеть любым языком, знает из неисчислимое количество, знает особенно хорошо все кавказские языки, лучше, чем кто-либо, как никто». Марр Н.Я. ИР. Т. I. С. 225.
[3] Время учебы Н.Я. в Университете подробно представлено в откомментированной и подготовленной к печати, но так и не вышедшей в свет работе В.А. Миханковой «Переписка Н.Я. Марра и барона В.Р. Розена» (Архив ИИМК, ф. 52, д. 158).
[4] О смерти и болезни Марра: Миханкова В.А. Н.Я. Марр. Л., 1949. С. 501-504. Также номер журнала «Проблемы истории докапиталистических обществ», 1935, № 3, полностью посвященный памяти Марра и хронике траурных дней.
[5] Марр Н.Я. ИР. Т. I. С. 11.
[6] Об этом периоде см. Голубева О.Д. Н.Я. Марр. СПб, 2002. Примечательно, что именно Марр был непосредственным инициатором открытия молодежного филиала Публичной библиотеки на Фонтанке, 19 (ныне перенесенного на Московский пр.).
[7] См. Миханкова В.А. Работа кабинета Н.Я. Марра за 1936-1944 гг. // Краткие сообщения ИИМК, 1947, вып. XV.
[8] Начало подобным работам было положено известным двухтомником «Против вульгаризации и извращения марксизма в языкознании» (М., 1951), в котором ученики публично отрекались от своего учителя в формулировках типа: «мне представляется необходимым в настоящей статье дать оценку некоторых важнейших ошибок марровского толка в разработке истории русского языка, прежде всего – моих собственных ошибок» (Т. I. С. 351).
[9] К таким работам относятся известные работы И.И. Мещанинова, ближайшего ученика Марра. См. напр. Мещанинов И.И. Введение в яфетидологию. Л. 1933. См. также ряд посвященных Марру научных сборников: Академия Наук Н.Я. Марру. М.-Л., 1935. Всесоюзный комитет нового алфавита Н.Я. Марру. М., 1936; хрестоматия работ Марра: Вопросы языка в освящении яфетической теории. Избранные отрывки из работ акад. Н.Я. Марра. Сост. В.Б. Аптекарь. Л., 1933 (2-е изд. 2001 года под названием «Яфетидология») и мн. др.
[10] В противоположность этому новое учение предлагало иное представление – метафору дерева, где первобытные народы являются как бы корнями, современные – ветвями, а ствол дерева – этой некий временной период сближения народов. Впоследствии эта схема Марром усложнялась, вплоть до того, что стала непохожей на саму себя, – и это характерная черта марровского – динамического даже по технике мышления исследователя – учения.
[11] Марр доказывал, вопреки индоевропеистам, в учении которых только одноуровневые звуки различных языков схожи, что в языке любая фонема может измениться на любую другую фонему и что не существует так называемых «фонетических законов» перехода звуков, а лишь законы идеологические, которым фонетический уровень языка подчиняется. Возможность перехода от одной фонемы к любой другой объясняется тем, что в своих научных построениях Марр стоял на позиции «грамматики говорящего» (Л.В. Щерба) или, другими словами, «грамматики дышащего» – управляемый поток воздуха соприкасаясь с теми или иными преградами, образует звук. С этим подходом тесно связано и марровское учение о четырех элементах, не рассматриваемое в данной статье.
[12] В литературе это время называется эпохой «советского конструктивизма».
[13] Марра обвиняли в том, что он не по-русски употребляет предлог ‛об’. Но учитывая факт владения Марром многих языков (см. напр. сб. «Язык и мышление. Языки Евразии в работах Н.Я. Марра». М.-Л., 1937), – можно утверждать, что употребление предлога ‛об’ вм. ‛о’ в этой формулировке является принципиальным. Ср. англ. предл. ‛ab-ove’ – ‛над’, ‛сверху’.
[14] Здесь вполне уместно вспомнить теорию Хлебникова о внутреннем склонении слов. «Ученик. Слыхал ли ты, однако, про внутреннее склонение слов? Про падежи внутри слова? Если родительный падеж отвечает на вопрос “откуда”, а винительный и дательный на вопрос “куда” и “где”, то склонение по этим падежам основы должно придавать возникшим словам обратные по смыслу значения. Это оправдывается. Так, бобр и бабр, означая безобидного грызуна и страшного хищника и образованные винительным и родительным падежами общей основы “бо”, самым строением своим описывают, что бобра следует преследовать, охотиться за ним как за добычей, а бабра следует бояться, так как здесь сам человек может стать предметом охоты со стороны зверя. Здесь простейшее тело изменением своего падежа изменяет смысл словесного построения. В одном слове предписывается, чтобы действие боя было направлено на зверя (винительный – куда?), а в другом слове указывается, что действие боя исходит из зверя (родительный – откуда?)». Хлебников В. Учитель и ученик. // Хлебников В. Творения. М., 1986. С. 585.
[15] Марр Н.Я. III. С. 108.
[16] Там же. Т. IV. С. 61.
[17] При том, что звуковая речь рождается из синкретичного действа пляски-пения, стука-пения. См. в «Общем курсе учения об языке» (Марр Н.Я. ИР. Т. II) доказательство происхождения двух краеугольных терминов – cul-tura и na-tura – «этимологически» возводимых к понятиям ‛рука человека’ (культура) и ‛рука божества’ (натура).
[18] Марр Н.Я. ИР. Т. II. С. 426.
[19] Определяющим для звукового мышления является закон, сформулированный В. Гумбольдтом: «Язык есть орган, образующий мысль. Интеллектуальная деятельность, совершенно духовная, глубоко внутренняя и проходящая в известном смысле бесследно, посредством звука материализуется в речи и становится доступной для чувственного восприятия». (Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М., 2000. С. 75.) Можно добавить – в первую очередь для чувственного восприятия говорящего.
[20] С проблемой аналитического алфавита непосредственно сталкиваются те, кто желает переиздать труды Марра. Все языковые примеры, которые он приводит в своих работах, даны посредством этого алфавита. А набором таких символов стандартные компьютерные шрифты не обладают. Поэтому вопрос адекватного (научного) переиздания трудов Марра тесно связан с вопросом реабилитации аналитического алфавита.
[21] Не случайной, но, к сожалению, пока не исследованной, кажется параллельность исканий Н.Я. Марра с его лингвистической техникой аналитического алфавита и П. Филонова с теорией аналитической живописи. Ср. также: Гаврилова Е.Н. Андрей Платонов и Павел Филонов. О поэтике повести «Котлован». // Литературная учеба, 1990, № 1.
[22] Ср. «В мечте Хлебникова об универсальном, едином для всего человечества языке не было ничего экстраординарного. На исходе XIX столетия Йоганном Мартином Шлейером был создан воляпюк, Людвигом Заменгофом – эсперанто. От этих языков, построенных на конвенциональной основе, хлебниковская утопия отличалась прежде всего той ролью, которую играло в ней число. Хлебниковым однозначно заявлено: “Слова суть лишь слышимые числа нашего бытия. Не потому ли высший суд славобича всегда лежал в науке о числах?”. Отсюда и возникает его идея “построения азбуки понятий, строя основных единиц мысли – из них строится здание слова”. Эта азбука должна сопрячь единым законом словесный и бессловесный мир, природное и социальное начало: “О звуке написано море книг по имени Скучное. Среди них одинокий остров мнение маньчжурских татар: 30-29 звуков азбуки суть 30 дней месяца и что звуки азбуки есть скрип Месяца, слышимый земным слухом. Маньчжурские татары и Пифагор подают друг другу руку. Сквозь прозрачную азбуку виден месяц”. Законосообразно заполняемые пустоты таблицы Менделеева – таков идеал Хлебникова: “Вся полнота языка должна быть разложена на основные единицы “азбучных истин”, и тогда для звуковеществ может быть построено что-то вроде закона Менделеева…”». Виролайнен М.Н. «Сделаем себе имя» (Миф числа у Михаила Погодина и Велимира Хлебникова). // Виролайнен М.Н. Речь и молчание. Сюжеты и мифы русской словесности. СПб, 2003. С. 417, 419-420.
[23] Марр Н.Я. ИР. Т. II.
[24] Там же. См. также Гранде Б. Аналитический алфавит Н.Я. Марра и проблема научной транскрипции для Нового Алфавита. // Всесоюзный центральный комитет нового алфавита Н.Я. Марру. М., 1936; Мещанинов И.И. Пособие к пользованию яфетидологическими работами. Л., 1931.
[25] «Деление согласных на слабые и сильные проводится не по физиологическому их значению, а по роли их во общественном использовании языка. Слабые оказывается менее стойкими, они легче поддаются изменению и даже исчезновению, чем сильные. К слабым согласным относятся придувные (фрикативы), к сильным же относятся взрывные как передне- и заднеязычные, так и губные». Мещанинов И.И. Пособие к пользованию яфетидологическими работами. С. 5.
[26] Вместо j прописной мною взята J заглавная (у Марра – прописная) для соблюдения основного принципа аналитического алфавита – обозначать несоставные звуки несоставными буквами. По этой же причине над i в аналитическом алфавите не ставится точка.
[27] За основу аналитического алфавита берется латинский.
[28] Марр Н.Я. ИР. Т. II. С. 336-337.
[29] Термину «слабые звуки» в лингвистической системе Марра соответствует краеугольный термин лингвистической теории Г.П. Павского – «придыхание», аналогией которому являются «сонантические коэффициенты» Ф. де Соссюра. См. Пенкова П. Первая классификация русских глаголов с применением позиционного анализа. // Известия АН СССР, ОЛЯ, 1976, № 4.
[30] Аналитический алфавит создавался Марром на материале абхазского языка, т.к. этот язык, по его мнению, перекрывает обилием фонем почти все так называемые яфетические и тем более неяфетические языки (о термине «яфетический язык» см. напр. Мещанинов И.И. «Введение в яфетидологию»).
[31] Примечательно, что технику аналитического алфавита Марр развивал в сотрудничестве с такими видными учеными, как И.Ю. Крачковский и А.Н. Самойлович, будучи директором Публичной библиотеки, пытаясь разрешить проблему единого алфавитного каталога. Проблема, над которой трудились эти ученые, сводилась к транскрибированию национальных алфавитов для облегчения поиска книг на национальных языках.