Золотарев А.М. Происхождение экзогамии. Глава V

Генезис бисекционной системы

Процесс возникновения экзогамии, как он изображен в его простейшем и абстрактном виде, представляется союзом двух локальных, экономически обособленных групп, стремившихся расширить сферу своей хозяйственной деятельности. Взаимный брак создал кузенную форму, что привело к образованию брачных классов, симметрично расположенных друг против друга, а также к созданию классификаторской системы родства, основывающейся на двухчленном делении общества.

Но конкретная действительность гораздо сложнее и многообразнее набросанной нами схемы. Каждое австралийское племя распадается на бесконечное количество сопричастных локальных групп, которые все могли бы связаться между собой во взаимном обмене женщинами. Перед исследователем встает вопрос,

[c.65]

какова та сила, которая создала симметричные серии локальных групп, т. е. бисекционную систему.

На вопрос о путях образования бисекционной системы, абстрактно говоря, возможны два ответа: можно допустить либо слияние групп, либо расчленение первоначально единой группы на две противоположные секции. За эту последнюю теорию высказались такие авторитеты, как В. Spencer, F. Gillen, A. Howitt, G. Strehlow, Nieuwenhuis и многие другие[1].

Однако мы не даром подвергли критике некоторые теории экзогамии. Разбор этой теории показал, что невозможно найти и не существует реального основания для установления экзогамии путем сегментации. Еще ни один исследователь, придерживавшийся этой точки зрения, не сумел подтвердить ее фактами. Аргументация ее сторонников, поскольку можно о ней вообще говорить, носит чисто негативный характер.

Например, R. Mathews’y, стороннику слияния племен, говорили: непонятно, почему всегда сливались два, четыре, восемь, а не три, пять, семь племен. Конечно, так как Mathews не мог ответить на этот вопрос, его теорию считали опровергнутой, а противоположную – доказанной[2]. Однако принцип взаимности легко разрешает загадку. Естественно предположить, что одновременно сливаются две группы, а третья присоединяется несколько позже и, считаясь с status quo, примыкает к одной из уже образовавшихся секций, не нарушая симметрии.

Впрочем, Mathews ошибался, утверждая, что четырехклассовая система есть продукт слияния четырех племен, а восьмиклассовая – восьми. Принцип слияния верен только по отношению к секциям, но не классам.

Попробуем алгебраически представить этот процесс: если локальная группа А связывается брачными отношениями с группой В, то они образуют симметричное социальное тело, отличающееся от так наз. двухсекционной системы только тем, что каждая его часть строго локализирована. Во всяком случае возникает дуальная организация общества. Затем к ним присоединяется группа С, вступающая в связь с группой А. В этом случае она занимает по отношению к группе А положение брачного агента, т. е. находится в идентичном с группой В положении. Ко всем людям А люди В и С стоят в одинаковом отношении, благодаря этому относятся друг к другу как в известном смысле равные. Находящиеся внутри группы С поколения представляют брачные классы, адекватные таковым группы В. Люди группы В и С становятся «родственниками» в классификаторском смысле слова и не вступают между собой в брак. Общество представляется как двухчленное, состоящее из группы А и группы ВС. То же самое произойдет с группой D, E, F etc., присоединяющейся

[c.66]

к уже существующей системе. Принцип взаимности разрешает проблему.

Затем в дело вмешивается «счет наследования». Благодаря его действию, члены двух делений перемешиваются между локальными группами, и секции делокализуются. В особенности ярко выступает это там, где семья начинает регулировать браки, благодаря чему исчезает локальная экзогамия. Тогда карты спутываются, и члены разных классов и разных секций живут сообща в общем лагере. У так наз. матрилинеальных племен, например, Dieri, сочетание женской филиации с патрилокальным браком уничтожает следы первоначальной локальной организации, но на севере, где патрилокальный брак сочетается с патрилинеальной филиацией, они сохранились в изобилии.

Если верно наше допущение, согласно которому секции возникли, из слияния двух народов, поселившихся по соседству друг с другом, то нужно предположить связь секций с территориальными условиями. Действительно, таковая существует: «Ручей служит чертой, делящей племя, – рассказывают Spencer и Gillen про Arunta, – к северу от него располагаются Purula и Kumara, к югу Panunga и Bulthara; замечательно, что первые располагаются в низменности, а вторые на возвышенности; черты эти очень важны и, как мы заметили, лагерное место само чрезвычайно удобно для этого устройства. Что это означает, мы не знаем. Тот, кто предполагает древнее слияние враждебных групп или племен, давших начало экзогамии современных австралийцев, несомненно, увидит в этом подтверждение своей теории» [3].

Strehlow не только замечает связь секций с территорией: «они (арунта) распадаются на две группы, которые в главном лагере располагаются отдельно друг от друга по определенным законам и в определенной последовательности», но и говорит, что одна секция называет себя «жителями воды», а другая «жителями суши»[4].Указания на связь секций с территорией имеются и в отношении северных прибрежных племен. Spencer[5] нашел у племен Post Essington и островов Мельвилля по три локальных экзогамных группы, из которых одна противопоставлена двум другим, как экзогамная секция. Человек группы А мог жениться на женщине групп В и С, но члены В и С не

[c.67]

могли вступить между собой в брак. Таким образом, локальная группа А образует одну секцию, группы В и С – другую секцию. Можно предположить, что связь секций с территорией существует во многих, если не во всех местах Австралии, и что она просто до сих пор не была подмечена. Следует иметь также в виду, что секция могла сохраниться в пределах территориальной единицы только при сочетании патрилинеального наследования (descent) с патрилокальным браком. Там, где женское наследование сопровождается патрилокальным браком, а это весьма широко распространено в Австралии, секция неизбежно теряет локальный характер.

Наконец, при целом ряде культовых действий и церемоний секции строго отделяются друг от друга. Члены одной секции допускаются на место церемонии другой секции только по специальному приглашению. В других случаях, если в церемонии принимают участие члены обеих секций, то все же их лагери строго отделены друг от друга[6].

Секции калифорнийского племени Miwok также различаются как «жители воды» (kikna) и «жители суши» (tunuka)[7]. У племени Serrano, состоящего из четырех групп Morongo, Atiaviat, Mohijanim и Mukunpat, первые два, принадлежащие к секции койота, живут вместе, также как две других, образующих секцию дикой кошки[8]. У Cupeno и Cahuilla локальные группы разделены между двумя экзогамными секциями, называемыми койот и дикая кошка[9].Мало того, между секциями сохранились до сих пор взаимоотношения, свидетельствующие о их происхождении от разных групп.

Так, Spencer сообщает: «Если, например, соберется большое число туземцев и произойдет драка, тогда сообща действуют с одной стороны Panunga и Bulthara, с другой Purula и Kumara»[10].

Это сообщение имеет особенную ценность, так как указывает, что сообща действуют люди не одного тотема или одной локальной группы, т.е. организаций, обладающих определенными экономическими или магико-религиозными функциями, но члены одной и той же секции, т.е. социальной совокупности, лишенной всякого реального значения.

В особенности это странно, если вспомнить ту доминирующую роль, которую играет в жизни туземцев локальная группа как экономическая производственная ячейка общества.

[c.68]

Понять это возможно, только допустив, что секции в древнее время были представителями различных групп, постепенно слившихся в дальнейшем, но сохранивших традицию, полученную от предков.

Rivers[11]сообщает, что на островах Банкса существует вражда между людьми, принадлежащими к разным секциям одного и того же племени. Предполагается, что представители разных секций отличаются по характеру. Такованга пользуются дурной репутацией, вечно ссорятся между собой и неловки в исполнении дел; татали, или люди гигантской раковины, хорошо ведут свои дела и живут между собой в мире. Они превалируют в племенных делах. Rivers объясняет это различие характеров, отмеченное даже в мифологии, тем, что секции произошли от разных племен: одно – низшее, плохо известное нам и разделенное на мелкие группы, как узиан Адмиралтейских островов, другое – высшее, позже происшедшее племя более высокой культуры, сознающее свое духовное и материальное превосходство над народом, у которого они отобрали часть территории и с которым они постепенно слились, сохранив различие лишь в виде секций[12].

Мнение Rivers’a не может встретить каких-либо серьезных возражений, ибо секции обнаруживают сходные с описанными черты повсеместно в Меланезии и Австралии.

И на архипелаге Бисмарка и в Новой Зеландии существует не только сознание духовного и физического различия между членами противоположных секций, но и вражда ein kleiner Hass между ними, как сообщил доктор Фокс. Там же обнаружены следы лингвистического различия в языке противоположных секций. В то время как члены одной секции называют сестру отца rapat, члены другой секции называют ее tam. Принимая во внимание плохую осведомленность и низкий уровень наших знаний, не приходится сомневаться в существовании более глубоких различий[13].

Весьма важные свидетельства доставляет мифология меланезийцев. Народы, обладающие дуальной организацией, имеют многочисленные сказания, главными персонажами которых являются Ту Камбинана и Ту Кавувура (или Карвува). Во всех этих сказаниях первый представляется как мудрый и одаренный, хотя не всегда щепетильный герой, в то время как второй туп, несообразителен и часто опасен для других. Эти два героя дали свои имена секциям на полуострове Газели: их связь с секциями можно обнаружить и в других местах Меланезии[14].

[c.69]

Кох сообщает, что сходные черты найдены им в Новой Ирландии. Секция марамора с «таракуу» в качестве тотема имеет вождя Soi, идентичного с Ту Камбинана. Вождь секции пикалоба с тотемом малала зовется Та Моно, и глупость его всегда становится жертвой проделок Soi.

Сказки архипелага Бисмарка также сохранили традиционные различия в духовном и физическом характере двух народов, слияние которых создало двухсекционную систему. Замечательно, что поведение Ту Карвува, как оно изображено в сказках, вполне естественно для малоразвитого жителя леса, впервые столкнувшегося с пришедшими с моря эмигрантами относительно более высокой культуры. Сказания определеннее указывают на Ту Карвува как на представителя более низкой культуры, Ту Камбинана – более высокой. Доктор Е. Р. Фокс сообщил, что в Сан-Кристовале (Соломоновы острова) одна из двух секций центральной части острова носит имя, расшифровывающееся как «иностранец» или «моряк», и рассматривается как высшая[15].

На полуострове Газели секции связываются с различиями в цвете кожи: предполагается, что они произошли от двух женщин различного цвета. Наследником светлолицой женщины был Ту Камбинана, темнокожей – Ту Карвува. В сказке светлокожий женится на темнокожей, так как большую часть своих женщин, он оставил дома[16].

Происхождение меланезийской культуры из слияния двух различных этнических и культурных комплексов детально доказано Риверсом. Исследования Graebner’a[17]– Thurnwald’a[18] почти целиком, совпали с этим результатом. Поэтому не исключена возможность того, что секции произошли из слияния племен меланезийских аборигенов с племенами иммигрантов. Конечно, разница в культурном уровне между аборигенами и иммигрантами не была велика, ибо в противном случае первые были бы просто истреблены новопришельцами. По всей вероятности, и те и другие стояли на ступени симбиозного хозяйства, различаясь лишь в степени развития техники и роли земледелия. Но, попав в островные условия, новопришельцы сильно деградировали, подтянув в то же время аборигенов; таким образом, различие культурных условий изгладилось, фактически сохранившись лишь в мифологии. Однако не следует думать, что антропологическое различие является вообще необходимым условием образования секций. Скорее это является случайным моментом. Хотя из Австралии не было сообщений о вражде секций, однако там имеется целый ряд других показателей, говорящих в пользу теории происхождения секций из слияния групп.

[c.70]

 В сказаниях австралийцев секции сплошь и рядом выводятся от различных предков, причем часто один из них является пришельцем из далекой страны.

Strehlow приводит следующую легенду аранда: еще во времена Мангаркингеркинна (эквивалент Алчеринга) аранда образовалась из неразвитых существ, распадавшихся на две строго разделенные группы: одна состояла из жителей материка, другая – из морских жителей с длинными волосами, которые питались сырым мясом. Еще и теперь сохранились особые обозначения для этих групп, которые не являются их собственными именами, но значат «свои люди» и «свой род» и «те люди», «тот род». Каждый туземец аранда принадлежит к определенному классу и благодаря этому ставится в определенное отношение, рассматриваемое туземцами как родственное[19].

Наконец, австралийская мифология повествует о борьбе птиц «тотемных знаков» секций, по большей части сокола и вороны. Так, туземцы северной части Виктории верят, что мир создан существами, называемыми Nooralie, жившими очень давно. Они думают, что существа, создавшие все вещи, порознь имели форму сокола и вороны. Между ними велась непрерывная война, но наконец был заключен мир. Они решили, что черные Муррея должны быть разделены на два класса Mak-quarra, или сокол, и kil-parra, или ворона.

Война продолжалась с большой жестокостью еще много времени. Вороны оказывали отчаянное сопротивление напору их благородных врагов соколов. Последние имели широкую возможность мстить за нападение и оскорбление. Из этой вражды и последовавшего за ней соглашения выросли два класса и законы, регулирующие брак между этими классами[20].

В сущности, перед нами туземная транскрипция нашей теории, не требующая никаких комментариев. Из-за образных выражений примитивного повествования с физически ощущаемой рельефностью выступает исторический процесс в целом, принявший лишь несколько рационалистическую, т.е. идеологизированную форму, свойственную всякому мышлению, не покоящемуся на объективно проверенном базисе. Я имею в виду звучащий совсем так, как «contract social» Жан-Жака Руссо, момент соглашения, конечно, привнесенный позже.

Некоторые из приведенных выше названий указывают на антропологические особенности двух слившихся групп: вьющиеся волосы, темная кровь негроидных племен, прямые волосы, «светлая кровь, относящиеся, конечно, к их противнику. Прямые

[c.71]

волосы указаны и в мифе аранда для жителей моря. Все это почти не оставляет сомнения в происхождении секций.

Ms. L. Parker[21] открыла у Euahlay в Восточном Уэльсе не только секции, различающиеся по цвету крови, но и сказание о происхождении их от различно окрашенных предков, один из которых пришел с запада, а другой с востока. Bates нашел в юго-западном углу континента, что секция Tondorup называется Mels-Murnong – красивый народ, а секция Ballaruk – Ngwoota Murnong – чернокожий народ. Мэтью в 1907 г. узнал в Квинсленде, что секции различаются по крови. Dubai имеют светлую кровь, Kupathin – темную кровь. В 1909 г. он же узнал в Виктории, что туземцы различают секции по волосам: одни имеют тонкие, другие – грубые волосы. Пять туземцев из Swan Hill на Муррее подтвердили это. «Я – Kirbl  – прямые волосы, – сказал один из них, – он Mukwara – курчавые волосы». Старые туземцы говорили Mathew, что Mukwarra и Kirbla значат – прямые и вьющиеся волосы[22]. Тэплин утверждал в отношении Narringeri, что они являются смесью двух рас, и это факт, что, в то время как одни Narringeri имеют прямые волосы и светло окрашены, другие курчавые и очень черны. Все сказания туземцев согласуются с этой теорией[23]. В одном из сказаний Narringeri, также как в мифе Euahlay, говорится о красном человеке, пришедшем с востока.

В своей последней работе Spencer подтвердил эти сообщения. По его словам, среди туземцев существует глубочайшая уверенность в том, что они могут отличить членов противоположных секций по их волосам. Информатор Spencer’a усердно пытался объяснить последнему различие между волнистыми волосами одной секции и курчавыми – другой. Но из 17 незнакомых ему туземцев он 9 по волосам отнес к одной секции, а 8 к другой, хотя все они принадлежали к первой. Этим он, конечно, не убедил Спенсера, пославшего целую коллекцию волос на микроскопическое испытание, но сам остался при своем мнении, несмотря на очевидное фиаско.

Результаты микроскопического исследования показали, что реального различия между волосами членов секций не существует. Как курчавые, так и волнистые волосы находятся у людей обеих секций[24].

В Калифорнии также существует род соперничества между секциями, и предполагается различие в их цвете. Так, у племени Piman секция ястреба называется красными людьми, а секция койота белыми людьми[25]. Обычно люди разных секций подшучивают друг над другом и сочиняют обидные песни[26].

[c.72]

Изложенные факты настолько соблазнительны, что трудно удержаться от желания истолковать их евгемеристически, как мифологическое отражение борьбы и слияния рас, антропологические признаки которых – прямые и вьющиеся волосы, темная и светлая кожа – отмечены в мифах. Однако подобный путь вряд ли был бы верен. Цвет, будь то черный и белый, красный и белый, безусловно имеет чисто семантическое значение и есть, скорее, дериват окраски геральдического знака (например, белый и черный какаду), чем действительное выражение цвета кожи. Что касается волос, тот факт, что корреспондент Spencer’a не мог различить людей секции по волосам, также и то, что такового различия действительно не существует, служит лучшим аргументом против евгемеристического понимания мифа. Дело тут в чем-то ином – в чем, сказать пока трудно. Во всяком случае достоверно одно: мифология австралийцев несомненно отражает «борьбу» и слияние различных социальных групп, представляющую собой не столько столкновение рас (хотя в известных случаях и оно не исключено), сколько стадиальный процесс роста и объединения первобытных общественных групп.

Происхождение секционных названий

Традиционная точка зрения рассматривает двухсекционную систему как наиболее древнюю организацию австралийцев, которую сменила четырех-, а затем восьмиклассовая система. Я не вижу никаких оснований для подобного заключения. Выше было показано, что четырех- и восьмиклассовая система – суть дериваты определенных форм брака, возникающих каждый раз при наличии двух взаимосвязанных локальных групп. В этом смысле – дуальная система древнее четырех- и восьмиклассовой, но дуальная система – отнюдь еще не секции. Под двухсекционной системой мы понимаем определенную систему, при которой все племя распадается на две экзогамные половины, обычно имеющие определенное название, мифологию и играющие свою роль в культах. Эта система встречается у наиболее высоко организованных австралийских племен, у калифорнийцев, папуасов и меланезийцев. При этом она обнаруживает стремление перерасти рамки племени и принять междуплеменной, так сказать, «национальный» характер. «Предположим, что вы приходите, например, к Warramunga, зная только социальную систему Arunta, и спрашиваете мужчину: кто он – Bukhara или Kumara? Хотя ни одно из этих имен у Warramunga не употребляется, они знают их; каждый поймет вас и укажет эквивалентный разряд своего собственного племени»[27]. То же самое отмечает Howitt у племени восточной части континента[28]. «Одни и те же два подразделе-

[c.73]

ния проходят через острова Банкса, Торресовы острова и Северные Н. Гебриды», – пишет Codrington: «островитянин с Банкса, покидая свою группу, знает только свой род и, придя на Аврору (Н. Гебриды), он находит то же самое. Человек с Авроры отлично знает своих родственников на Пентекосте и о. Леперса; островитянин с последних знает родственников на Эсприто Санто»[29]. Malinowsky отмечает универсальность тотемической системы четырех кланов на Тробрианде, простирающуюся так далеко, что и европейцев первым делом спрашивали о их клане. При сношениях с соседними областями, где кланов больше, система приспосабливается к тробриандскому образцу путем субординации больших и малых родов[30]. Совершенно очевидно, что описанное явление есть продукт развития междугрупповых и междуплеменных сношений, то есть продукт высокой стадии развития. Чем культурнее племя, тем дальше простирается универсальность тотемической или секционной системы.

Но развитие связей требует простоты, и объединение четырех или двух брачных классов, т.е. попросту «групп родственников», связанных определенными брачными взаимообязанностями, под одним секционным названием есть продукт позднейшего упрощения. В тех же случаях, где названий у секций нет, напр., Arunta, это показывает, что они еще не дошли до столь простого и экономного приема, точно также как Dieri не изобрели названий для своих патрилинеальных классов. Люди Arunta называют своих соплеменников, принадлежащих к той же секции, что они сами, «Nakarakia», а членов другой секции «Etnakarakia», что значит «наши люди» и «те люди»[31].

Очевидно, у Arunta не приспособили к секциям каких-либо названий, что, возможно, объясняется сохранением у Arunta локального тотемизма при делокализации секции. Впрочем, весьма возможно, однако, что дело тут в стадии развития.

Если сказанное верно, то нам остается обратиться к лингвистическому анализу названий самих секций. Особенно желательно было бы проанализировать их методами яфетического учения о языке, давшего столь плодотворные результаты при изучении других языковых стадий. К сожалению, яфетическая теория до сих пор ничего не успела сделать для изучения австралийских языков. Мало того, представители индо-европейской школы также ничего не сделали в этом направлении, если только не считать весьма примитивного «расчленения» австралийских языков» W. Schmidt’a, сделанного им по гласным и согласным[32]. Таким образом, ситуация для исследования крайне неблагоприятная, и если, тем не менее, автор настоящих строк, не лингвист по специальности, решается предложить свою по-

[c.74]

пытку истолкования секционных названий, то это оправдывается крайней настоятельностью работы, без которой всякое исследование по социологии брачных организаций было бы незавершенным. J. Mathew приводит следующий список названий секций и их расшифровку:

	– сокол – ворона.
	– сокол – ворона.
	– сокол – ворона.
	– белый и черный какаду.
	– прямые – вьющиеся волосы.
	– белый какаду – ворона.
	– белый какаду – ворона.
Gwaigullean – Gwiamadthem	– светлая кровь–темная кровь.
	– светлая пчела – темная пчела.
	– белый какаду – ворона[33].

Этот список можно было бы еще увеличить. Однако мы пока ограничимся им. В общем, число названий секций, сочетающихся обычно парно, не превосходит на австралийском континенте полуторы дюжины. Приведенный нами перевод парных названий принадлежит J. Mathew, первоклассному знатоку австралийских языков, и может быть признан безусловно верным. Из перевода этих названий J. Mathew заключает, что секции произошли из слияния двух рас: темнокожей и светлокожей, и прибавляет, что туземцы связывают с темным цветом секции курчавые волосы, со светлым – прямые. Таким образом, в одной расе легко узнать негроидов в другой – дравидов[34]. Однако W. Schmidt справедливо заметил, что «утверждение некоторых туземцев о том, что Kirlba (Kilpara) значит прямоволосый, a Mokwar (Mukwar) значит курчавоволосый, плохо согласуется с этим взглядом, так как, как раз наоборот, Makwara значит сокол, a Kilpara – ворона»[35].Таким образом, совпадений между цветом кожи и формой волос нет. Это подтачивает основание расовой теории J. Mathew. Данные же им переводы сами по себе ничего не говорят социологу, который вынужден обратиться к их семантике. Пара Bundjils –Waang распространена у племен, именуемых W. Schmidt’oм – восточной группой Kulin. Исходя из наибольшего числа общих слов, встречающихся в языках викторийских племен, Schmidt рассматривает эти племена как наиболее древние, ergo ближе всего стоящие к «праязыку» австралийцев. Это положение Schmidt’a должно быть перевернуто. Наличие наибольшего числа общих слов говорит не о близости к не существовавшему «праязыку», а о наибольшем развитии междугруп-

[c.75]

повых и междуплеменных связей, то есть о сравнительно-высшей стадии культуры.

У племени Kurnai, язык которого отличается от языка Kulin, Bundjil значит не «сокол», но «господин», «владелец», «мужчина»; у племен Miape, Maillona и Mitakudi – «мужчина», «человек», «старик»[36]. Слово Waang представляется разновидностью woongi – человек (у племени Lower Lucholan River)[37]; тут, очевидно, мы имеем не скрещенные формы. Однако в других названиях секций, которые также расшифровываются как ‛человек’, мы уже встречаемся со скрещением:

Matteri очевидным образом разлагается на ma → tteri + tara → Terri – человек[38]. Ma || wa ← warr = ворона[39], что в свою очередь значит «человек» (wa или waang у восточных племен Kulin). Правильность этого анализа подтверждается следующим рядом: Matteri → Wootaro → Joongaro → Noongar → Nang + Ura. Последние два слова употребляются у племен мыса York (Ю. Австралия) – оба в значении «человек»[40]. Таким образом термин Matteri есть скрещенное слово, оба первоэлемента которого значили «человек»; термин Каrаrа у одного из племен значит «человек»[41], но, очевидно, тоже является скрещенным из двух. Мы не в состоянии в настоящее время произвести семантический анализ прочих терминов секций, но почти не сомневаемся в том, что он дал бы аналогичные результаты. Во всяком случае исследованные нами две пары Bundjil – Waa и Mukwara – Kilpara занимают столь большую часть австралийского континента и распространены столь широко, что мы считаем себя в праве приступить к социологической индукции.

Прежде всего встает вопрос: какое значение первично – «сокол» – «ворона» или «человек»? Не может быть сомнения, что именно «человек» и есть первичное значение. Мы уже приводили этнографические примеры, в которых названия группы или племени совпадали со значением «человек». Точно также в первобытной орде, едва познавшей звуковую речь, один из первоэлементов значил «группа», «орда», «люди», а следовательно – «человек», поскольку племя (вернее – орда. А. 3.)и индивидуум носили одно и то же название[42]. «По существу такое толкование я мог бы поддержать ссылкой на то», – говорит Н. Я. Марр в другом месте, «что ряд племенных названий у яфетидов представляет не более, не менее, как голое нарицательное имя, означающее “человек” → “люди” → “народ”, как это будет разъяснено мною в особой работе. Сообразно с этим в naq^h-J_шwo из naq^h-J_шa (naq^h-J_шta) или naq^h-J_шı мы имели бы

[c.76]

случай составного слова из повторения одного понятия (“люди”, “человек”) на двух языках, путем выражения его двумя синонимами: это явление обычное в яфетической лингвистической среде на Кавказе, в стране чрезвычайных скрещений и метисации»[43].Как показывает наш анализ, это явление не менее обычно, по всей вероятности, и в дояфетической среде австралийских языков. Таким образом, выводы яфетической теории целиком подтверждаются и на австралийском материале.

Итак, первоэлемент, в одном из своих значений значивший «орда», «люди», «человек», затем семантически, по функции перешел на название птицы и секции. Процесс этот можно представить так: секционная система суть продукт слияния локальных групп, из которых каждая или многие обладали различными первоэлементами для обозначения орда → люди → человек; взаимное скрещение этих элементов и давало термин, по-прежнему значивший орда → люди → человек, но относившийся к более широкой и более рафинированной социальной единице. Начавший развиваться тотемизм привел к тому, что одна из птиц выделилась в качестве «тотема» или, точнее, «геральдического знака», «герба» секции, вследствие чего слово Bundjil стало значить также – сокол, Waang – ворона, потеряв в целом ряде случаев значение «человек», место которого занял новый скрещенный термин (напр., Kulin у восточной группы Kulin). На это мне могут возразить, что Марр говорит о первоэлементах каждой группы как «тотемах» и что, следовательно, правильнее допустить, что «сокол» есть первоначальное значение, а «человек» вторичное. Однако это недоразумение. Слово «тотем» у Марра имеет совершенно особое, не этнологическое значение; оно относится к этим первоэлементам, как названиям «группы» и людей», но вовсе не говорит об обозначении группы через животное. Мы же употребляем слово «тотем» в этнологическом смысле; в этом последнем значении тотемизм представляет собой достаточно позднее явление и никак не может быть предположен у человека, не знавшего звуковой речи. Мы знаем до-тотемический период австралийского общества (ср. австралийские мифы) и думаем, что тотемизм развился позднее появления звуковой речи.

Наконец, еще одно обстоятельство говорит в пользу первоначальности значения «группа – люди – человек», а не «сокол»: я имею в виду, что все эти первоэлементы, значащие «человек», и суть либо дериваты, либо чуть-чуть измененные, а иногда и тождественные формы слова «рука», что вполне понятно. Допустив же первоначальное значение «сокол» или «ворона», мы

[c.77]

никак не могли бы увязать его функционально со словом «рука»[44].

Данный выше лингвистический анализ целиком подтверждает наши взгляды, согласно которым секции суть продукт слияния локальных групп и притом продукт весьма позднего происхождения, относящегося уже к тотемическому периоду жизни общества. В тех случаях, когда, как, например, у Arunta секции не имеют названий, это показывает не на то, что они забыты, а на то, что они еще не возникли в силу каких-то причин. Что секции, со всей стройной системой дихотомического деления общества и природы, есть сравнительно поздний, быть может, конечный, а вовсе не реликтово-пережиточный продукт австралийской культуры, показывает не только невозможность их существования без широких сношений между племенами, но и сильнейшее развитие их в Сев. Америке и Меланезии; между тем странно было бы допустить, что институт, сохранившийся в Австралии только в пережиточно-реликтовой форме, вдруг оказался бы развитым в Меланезии и Америке. Напротив, совершенно естественно допустить, что австралийцы представляют исходный пункт развития двухсекционной системы и что тут она может быть изучена in status nascendi.

Чтобы избежать недоразумений, уточним позицию по вопросу об относительной хронологии различных социальных институтов. Связь двух локальных групп, образующих прототип бисекционной системы, явление изначальное. Но это отнюдь еще не сама бисекционная система. Таковая возникает чрезвычайно поздно – уже ко времени образования племенных тел, когда целый ряд локальных групп оказываются связанными сложной цепью взаимных отношений; экономических, родственных, публично-правовых и тотемически-церемониальных[45]. Собственно с того момента, как эти две симметричные группы начинают делокализироваться и распространяться на складывающееся племя, с того момента только и возникает секционная система в современном смысле слова. В этом смысле, бисекционная система – есть позднейший продукт австралийской культуры, и брачные классы предшествовали ей, ибо могли возникнуть как вполне рафинированный тип социальной организации при наличии только двух связанных между собой локальных групп.

[c.78]

В противоположность буржуазной социологии, выводившей экзогамию из биологических, психологических или религиозных факторов, мы поставили ее в связь с бродяче-собирательской, охотничьей ступенью хозяйственного развития и пытались вскрыть ее материальные корни. Экзогамия является эзотерическим законом первобытного общества, коренящимся в его экономической и социальной структуре. Наличие экзогамии на более высокой ступени развития, у земледельцев и скотоводов, существование ее в высоко развитом родовом обществе не опровергает наших выводов в дальнейшем развитии общества целый ряд причин способствовал не только поддержанию и укреплению, но и распространению экзогамии. Понятие экзогамии, чрезвычайно широкое по объему, не может быть объяснено единообразно. В каждом случае требуется конкретное исследование. Мы говорили только об экзогамии охотничье-собирательских народов (австралийцы), привлекая меланезийский материал в порядке сравнения или исследования пережиточных форм у народов, еще не так далеко ушедших от изучаемой ступени.

Ядром социальной организации бродяче-собирательских народов (тасманийцы, австралийцы, ведды, бушмены, семанги и т.д.) является локальная группа, представляющая собой экономическую ячейку общества. Экзогамия, связанная первоначально с этой группой, возникает из стремления к экономической экспансии, проявляемого этой группой.

В результате этого стремления сначала запрещается брак внутри группы, и только в дальнейшем этот запрет, в силу имманентной логики, распространяется на всякие половые отношения.

Женщина как важнейшая рабочая сила высоко ценится в первобытном обществе. Вследствие этого излюбленной формой брака становится обмен женщинами и сватовство в раннем возрасте или до рождения.

Естественной и самой древней формой брака, возникающей всякий раз при обмене женщинами между двумя локальными группами, является брак с перекрестно-двоюродной. Запрещение его, возникающее по неизвестным причинам, приводит к браку с перекрестно-троюродной сестрой.

Четырехклассовая система есть дериват брака с перекрестно-двоюродной сестрой, восьмиклассовая – брака с перекрестно-троюродной сестрой и шестиклассовая амбримская система – результат переходной формы брака, брака с матерью перекрестно-троюродной сестры или отцом перекрестно-троюродного брата.

Образование четырех-, шести- и восьмиклассовой системы из соответствующих форм брака возможно только при условии симметричного строения общества, т.е. при связи двух локальных или нелокальных групп. Если же групп много, то они располагаются в две симметричные серии в силу принципа

[c.79]

взаимности, считаясь с существующим status quo, – так возникает симметричная связь групп в две локализированных серии, имеющих место в Австралии и Меланезии и представляющих собой первоначальную форму бисекционной системы Только впоследствии они делокализировались, и тогда возникла бисекционная система в ее современной форме, со всеми вытекающими отсюда следствиями.

Анализ мифологических, социологических, лингвистических, антропологических фактов австралийской культуры подтверждает предположение об образовании секций из слияния групп.

Обобщая наши выводы, мы можем сказать, что локальная экзогамия является эзотерическим законом первобытного общества. Естественно возникающая связь групп между собой приводит к образованию четырех- и восьмиклассовой системы и, наконец, к возникновению секций. Этот процесс не связан имманентно с тотемизмом, который часто примешивается как привходящий момент. Таким образом, экзогамия есть необходимый институт, каждый раз возникающий в условиях охотничье-собирательской стадии первобытно-коммунистического общества[46].

[1] См. Nieuwenhuis, IAE, 1927 и 1928.

[2] См. А. Н. Максимов, Брачные классы австралийцев, ЭО, 1909.

[3] В. Spencer and Gillen, Across Australia, v. H, p. 251; Northern tribes of Central Australia, p. 31 – 32, 96; Wanderings in wild Australia, I, p. 207, 447.

[4] Strehlow, Aranda und Loritza Starfttoe, v. IV, I Abt. S. 62.

[5] B. Spencer, The native tribes of N. T. A., p. 201. Весьма и интересно также, что при устройстве главного лагеря все секции располагаются в строгом порядке, занимая всегда определенное по отношению к странам света положение. Так, у Arunta Purula, Kumara, Ungalla, Umbitchana занимает сев.-запад, a Bulthara, Uknara, Panunga, Appungerta – юго-восток (см. The Arunta). Интересно сравнить с этим следующее замечание В. Smith’a: «Когда племена встречаются, то располагаются в порядке, указывающем, откуда они пришли» (I, VI, XXX). Не указывает ли расположение секций направление путей их предков?

[6] См. Wanderinos in wild Australia, I, p. 207, 247, 315, 323, 334, 342, 343; II, 458. Northern tribes C. Australia, p. 164. См. также H. Webester, Totem clan and secret Association in Australia and Melanesia. JAS, 1911.

[7] Gifford, Miwok moieties, UCP, 1916, № 12, p. 140.

[8] Gifford, Clans and moieties in S. California. UCP, v. 14, 1918, № 2, p. 180.

[9] Kroeber, Elements of culture in native California. UCP, v. 13, 1922, № 2, p. 283. См. также Strong, Aboriginal Society in S. California, UCP, v. 2.6, p. 170.

[10] The Arunta, p. 25; B. Smith, p. 15.

[11] Rivers, History of Melanesien society, v. II, сh. 38.

[12] Слияниенародов разного культурного уровня происходит всегда таким образом, что народ низшей культуры заимствует у высшего далеко не все: «Sie nehmen nicht dass, was sie über ihre bischerige Kultur hinaushol, sonr dem nur das, was sich ihr einfügen und anpassen liess». F. Graebner, Die soziale System in der Südsee, Z. f. Socialwissenschaft, 1908.

[13] Rivers, ук. соч., гл. 38.

[14] Rivers, ук. соч., гл. 48.

[15] Rivers, Social Organization, p. 27 – 28.

[16] Rivers, History of Melanesian Society, ch. 38.

[17] F. Graebner, Antropos, 1909; ZfE, 1905. ZfSW, 1907.

[18] R. Thurnwald, The Banaro society, 1919.

[19] Strehlow, Die Aranda… См. Spencer and Gillen, Northern tribes of C. A., p. 96. «Panunga и Bulthara говорят о себе как о Nakrakia, а о Purula и Kumara как о Mulyanuka, vice versa, Purula и Kumara говорят о себе как о Nakrakia, а о Panunga и Bulthara как о Mulyanuka, так что термины строго взаимны (reciprocal)».

[20] В. Smith, The aborigens of Victoria, 1878, v. I, p. 423 – 24; W. Schmidt, Ursprung der Gottesidee.

[21]L. Parker, The Euahlay tribe, p. 12.

[22] J. Mathew, On the origin, JAI, 1510.

[23] E. M. Curr, The Australian race. London. 1886. V. II, p. 251.

[24] Spencer and Gillen, The Arunta, d. 28. Результаты микроскопического исследования в Appendix’e.

[25] Gilford, Clans and moieties in S. California. UCP, v. 14, p. 175.

[26] Strong, Aboriginal society in S. California, UCP, v. 26, p. 170.

[27] Spencer and Gillen, Across Australia, v. I, p. 115.

[28] Howitt, Native tribes, pp. 137 – 144.

[29] Codrington, The Melanesians. 1891. P. 24.

[30] Malinowsky, The sexual life of savages, pp. 416 – 417.

[31] Strehlow, Die Aranda and Loritza Stämme, IV t., I Abt. S. 62.

[32] W. Schmidt, Die Gliederung der australischen Sprachen. Wien. 1919.

[33] J. Mathew, The origin of Australian phratries and some phratrien name. JAI, 1910; его же, Eagle hawk and crow. A study of the Australian aborigines. London. 1899.

[35] W. Schmidt, Der Ursprung der Gottesidee, v. I, S. 381.

[36] Schmidt, Ursprung der Gottesidee, v. I, S. 339.

[37] Mathew, Eagle hawk and crow, p. 219.

[39] B. Smith, v. II, 159.

[42] Н. Я. Марр, О происхождении языка. ПЭРЯТ, стр. 322.

[43] Н. Я. Марр, Кавказские племенные названия и местные параллели. Петроград, 1922. Стр. 19, прим. с. 322.

[44] Рука → человек → племя, обычный для Австралии ряд: marra → nulla → Nulla; marra → nura → Wonka-marra [Wonka значит «говорить»]; marra → yura → Partnkalla; marra → karu → Jarrawurka; marra → kana → Karawalla; marra → kana → Kana; marra → tura → Tyuru; marra → meyu → Mey – следует иметь в виду, что, по J. Маihew, в австралийских языках m легко переходит в р и в ng, a ng-k, w-b-y-u-t, а r в ll.

[45] «Die Phratrie ist demnach ursprьnglich nichts anderes als eine mehrere Orden umfassende exogame Lokalgruppe», S. 134. «Etwas spдter als der lokale Totem verband scheint die Phratrie entstanden zu sein», S. 133. H. Cunow, Die Verwandschaftsorgani-sationen der Australneger. 1894.

[46] Вполне законным был бы вопрос, почему у веддов, ботокудов, семангов экзогамия не принесла таких форм, Как в Австралии или Калифорнии, ограничиваясь только локальной экзогамией. Я думаю, что последнюю причину этого нужно искать либо в географической среде, препятствовавшей развитию широких сношений между различными группами этих народов, откуда и невозможность образования секций, либо в деформировании их социального строя, либо в том, что они представляют собой доавстралийскую ступень развития.