Золотарев А.М. Родовой строй и первобытная мифология. Глава V

Дуально-родовая организация в Меланезии

Со времени появления в свет классического исследования Кодрингтона «The Melanesians» (Oxford, 1891) и по настоящий день социальный строй меланезийцев служит излюбленной темой этнографических исследований. Меланезийцы, населяющие многочисленные острова, стоят на различных ступенях культуры, давая возможность этнографу проследить целый ряд последовательных этапов развития на пути от материнского к отцовскому праву.

Вся северная и, насколько известно, центральная Меланезия, т.е. архипелаг Бисмарка, Соломоновы острова, острова Банкса, северная часть Ново-Гебридских островов вплоть до острова Пентекост, наконец, часть островов, лежащих к юго-востоку от Новой Гвинеи (Тробрианд, Россель), населена племенами, еще сохранившими материнское право и одновременно с ним – дуально-родовую организацию. Напротив того, южная и восточная Меланезия, т.е. часть Ново-Гебридских островов, лежащих к югу от Пентекоста, и Новая Каледония составляют область господства отцовского права*; здесь дуальная организация сохранилась в несравненно меньшей степени, чем в северной Меланезии.

Хотя и в северной Меланезии почти повсеместно господствует патрилокальный брак и связанный с ним авункулат и, следовательно, общество вступило уже в фазу перехода от материнского к отцовскому праву, но здесь встречаются чрезвычайно архаические и примитивные формы дуально-родовой организации, приводящие исследователя к истокам родового строя. Во всяком случае дуально-родовая организация выступает здесь как еще полный жизни и значения социальный институт, определяющий различные

[с. 101]

стороны экономики, быта, нравов и представлений меланезийца. «С туземной точки зрения, – писал Кодрингтон, – нет ничего важнее, чем разделение народа на два или больше экзогамных класса, в которых счет наследования ведется по материнской линии. В туземном взгляде на своих соплеменников этот момент стоит на первом месте. Знакомство с этими формами – очевидно, первая социальная концепция, проникающая в голову юного меланезийца любого пола, и не будет преувеличением сказать, что это деление составляет фундамент, на котором покоится все здание туземной жизни»[1]. Основной, прежде всего бросающейся в глаза функцией дуально-родовой организации в Меланезии является регулирование брачных отношений. Запрет брака в пределах одной фратрии всеобщ. «В широком смысле слова можно сказать, – замечает Кодрингтон, – что для меланезийца все женщины, по крайней мере его собственного поколения, либо сестры, либо жены; для меланезийской женщины все мужчины либо братья, либо мужья. Блестящую иллюстрацию к этому положению мы видим в мифе с острова Аврора (Новые Гебриды), герой которого, Кату, находит и приносит своей жене мальчиков-близнецов, детей своей покойной сестры; его жена спрашивает: „Это мои дети или мои мужья?” и Кату отвечает: „Конечно, твои мужья; ведь это дети моей сестры”. На этом острове все население делится на две ветви, и Кату и его жена не могут принадлежать к одной и той же ветви, в то время как Кату и его сестра неизбежно происходят из одной и той же ветви; поэтому найденные мальчики потенциально мужья жены Кату, ибо они принадлежат к другой ветви; их младенческий возраст заставляет поставить вопрос о сыновьях, а не о братьях. Меланезиец рассматривает всех женщин, не принадлежащих к его делению, как своих жен, или считает себя имеющим права на них, – права, которые он может осуществить, если они еще не замужем»[2].

Из цитированного отрывка видно, что деление на две экзогамные группы, красной нитью проходящее через всю жизнь меланезийца, прежде всего связано с регулированием брачных отношений. Для каждого мужчины все женщины племени распадаются на две группы: женщин своей фратрии – «сестер», запретных для брака, и женщин другой фратрии – доступных для брака. Подобным же образом делятся в глазах меланезийской женщины все мужчины. Регулирование брачных отношений составляет первую, наиболее важную и наиболее хорошо известную функцию дуального деления. Деление это, до некоторой степени универсальное, проходит через все острова, обнаруживая тенденцию перерасти рамки племени и принять междуплеменной характер. «Островитянин с островов Банкса, – пишет Кодрингтон, – пока он находит-

[с. 102]

ся в пределах своей группы островов, знает свою родню; когда он переходит на Новые Гебриды, он находит ее и там. Человек с острова Авроры хорошо знает свою родню на острове Пентекост и острове Леперс; островитянин с последних островов знает родственников на острове Эспириту Санту»[3]. Столь же универсальна тотемическая система на острове Тробрианд. Даже европейцев первым делом спрашивают об их клановой принадлежности. При сношениях с соседними островами, где клановое деление более дробно, чем на Тробрианде, система приспосабливается к тробриандскому образцу путем субординации больших и малых родов[4]. Совершенно очевидно, что описанное явление – продукт развития межостровных и межплеменных сношений, т.е. продукт относительно высокой ступени культурного развития. Однако столь же несомненно, что оно имеет глубокую и примитивную подоснову: меланезиец не мыслит себе человека вне рода или фратрии. Более того, как будет показано ниже, он всю природу делит на две большие группы, соответствующие дуальному делению общества. Поэтому естественно, что уже при первых соприкосновениях племен возникла необходимость приравнения их социальных подразделений между собой.

В наиболее яркой и первобытной форме дуально-родовая организация сохранилась у племен Новой Ирландии, особенно обстоятельно изученных Гортензией Паудермэкер. Население Новой Ирландии распадается на девять больших лингвистических групп, которые, в свою очередь, дробятся на множество языков и диалектов. Часто случается, что люди, живущие на расстоянии 12 миль, не понимают друг друга. Обычно каждый диалект не выходит за пределы деревни, являющейся одновременно и племенем. Каждая деревня имеет своего вождя, стариков, руководящих общественной жизнью, землю, находящуюся в общинной собственности. Население деревни Лезу, в которой Г. Паудермэкер провела целый год, состоит из 250 человек; деревня распадается на пять хуторов, разбросанных на протяжении трех миль. Каждый хутор состоит из двух-восьми жилых хижин, мужского дома, места для коммунальной варки пищи. Люди, населяющие его, – близкие родственники. Мужчины помогают друг другу в рыбной ловле и строительстве домов, женщины – в обработке огородов и варке пищи. Все общество Лезу, так же как и все прочие племена Новой Ирландии, делится на две экзогамные матрилинейные фратрии: фратрию Орла-Рыболова (Теленга) и фратрию Сокола (Конг-конг). Члены каждой фратрии рассматривают друг друга как родственников

[с. 103]

в широком смысле слова. Брак в пределах своей фратрии запрещен. Мужчина Сокол может жениться только на женщине Орел-Рыболов, а мужчина Орел-Рыболов только на женщине Сокол. Нарушение этого правила рассматривается как тягчайшее преступление, раньше наказывавшееся смертью. Худшее ругательство, употребляемое новоирландцами, – «совокупись со своей сестрой» или «совокупись со своей матерью». Кроме браков в пределах одной фратрии, запрещен брак между отцом и дочерью и между двоюродными братьями и сестрами. Но нарушение этих запретов не преследуется столь сурово, как нарушение фратриальной экзогамии[5].

Фратрии связаны рядом взаимных обязательств, включающих обмен пищей, совершаемый во время беременности, рождения; обряда обрезания; обряда первой менструации; свадьбы и похоронного обряда. Так, в день рождения ребенка к его матери приходят женщины противоположной фратрии и «отмечают» ребенка, как будущую жену или мужа своих детей. Это сватовство в весьма характерной форме указывает на постоянные взаимные брачные связи между фратриями.

С того дня, как у девочки появляется менструация, она считается взрослой. Вскоре устраивается праздник помолвки. Праздник сопровождается танцами. Две группы женщин – одна из фратрии Сокола, другая из фратрии Орла-Рыболова, танцуют друг против друга. Танцы продолжаются всю ночь и заканчиваются оргией, во время которой падают все преграды парного брака, но фратриальная экзогамия не нарушается. Несколькими днями позже на празднике поедают две большие партии пищи: одну из них доставляют женщины фратрии Теленга, другую – женщины фратрии Конг-конг[6].

Роль фратрий отчетливо заметна в вопросах, связанных с регулированием брачных отношений, и во всех общественных церемониях. Но фратрия не является экономической группой, сообща ведущей хозяйство. Эти функции выполняет род. Каждая фратрия распадается на несколько родов, члены которых находятся между собой в еще более близком родстве, чем члены фратрии. Туземцы имеют один общий термин для обозначения фратрии и рода. Но когда они хотят назвать фратрию, они прибавляют к этому термину префикс, обозначающий «большой», а когда хотят назвать род, то прибавляют префикс, обозначающий «маленький». Таким образом, в представлении самих туземцев род не что иное, как мелкое и, разумеется, позднейшее подразделение фратрии.

В силу матрилокалъного брака, господствующего среди племен Новой Ирландии, мужчины – члены каждого рода – разбросаны по разным деревням; женщины же, принадлежащие к одному

[с. 104]

роду, живут обычно в одной и той же деревне или даже на одном и том же хуторе. Во время различных празднеств и церемоний мужчины приходят в свою деревню. Род представляет собой реальный и постоянный экономический союз, члены которого помогают друг другу в каждом серьезном предприятии. Каждый род имеет свой земельный надел, составляющий общую собственность его членов. Предполагается, что на нем обитает тотемическая свинья, змея или другое животное, дружественное членам данного рода, но враждебно относящееся к другим родам. Кроме такого мифического животного, на этом же отрезке земли живут «гас» – духовные двойники каждого живого члена рода; они умирают когда умирает их телесный двойник.

Дети находятся под надзором всех членов рода. Если умирает мать, то ее место занимает сестра. Брат матери играет главную роль в инициационной церемонии и часто является воспитателем и наставником мальчика; он же сватает невесту.

Таким образом, у племени лезу фратрия является брачным, церемониальным и религиозным союзом. Род, выступающий как более мелкое подразделение фратрии, представляет прежде всего экономическую единицу общества, родовую общину. Материалы, собранные Паудермэкер, до некоторой степени дополняются сведениями более старых авторов[7]. Так, население средней части Новой Ирландии делится на две экзогамные фратрии, одна из которых называется Пикалаба, другая – Марамара, или Тараго. Названия эти представляют собой названия двух различных видов коршуна, которые рассматриваются туземцами как тотемы и прародители фратрии[8]. Обе птицы считаются священными; их запрещается убивать и ловить. Туземцы выражают неудовольствие, когда европеец или китаец убивает одну из этих птиц. Однако если это все же случается и тело убитой птицы попадает в руки туземцев, то они поступают с ним, как с телом человека. Туземцы, принадлежащие к тотемическому подразделению этой птицы, погребают ее с почестями и устраивают погребальный праздник, совершенно аналогичный празднику, устраиваемому над могилой умершего человека[9]. Между членами противоположных фратрий существует обрядовая вражда: принято смеяться друг над другом и отпускать шутки, задевающие честь[10]. На острове Герцога Йорк-

[с. 105]

ского туземцы, чтобы подразнить людей противоположной фратрии, убивают их тотемных животных. Когда это открывается, происходит драка между людьми обеих фратрий[11]. Туземцы полагают также, что предки – прародители каждого тотемического подразделения – живут в проточных водах. Люди Пикалаба не должны купаться в водах, где живут предки Тараго, и наоборот. Мужчина Пикалаба всегда берет жену из фратрии Тараго, а мужчина Тараго – из фратрии Пикалаба. Дети принадлежат к фратрии матери и наследуют ее тотем. Лица, заключившие, в нарушение всех правил, брак в пределах своей фратрии, предаются проклятию; преступников заставляют повеситься[12]. Таким образом, главное значение новоирландских фратрий заключается в регулировании брака. Однако туземцы верят в существование физических различий между людьми различных фратрий: люди фратрии Тараго имеют более круглые брови, меньше линий на ладонях и начинают идти с левой ноги, в то время как люди Пикалаба имеют много линий на ладонях и начинают идти с правой ноги[13].

Новая Британия до сих пор недостаточно изучена этнографами. В сущности, наши сведения ограничиваются полуостровом Газели и небольшим островком, лежащим между Новой Ирландией и Новой Британией и носящим название острова Герцога Йоркского[14]. Здесь все население делится на две фратрии, или, как часто выражаются английские наблюдатели, на два брачных класса, с матрилинейным счетом наследования. В большей части мест полуострова Газелли они, так же как и в Новой Ирландии, называются Пикалаба и Марамара. В собственно Новой Британии эти два класса называются по двум мифологическим героям – То Кабинана и То Корвуву. В некоторых местах полуострова Газелли фратрии не имеют названий. Члены их говорят о людях своей фратрии «мы» или «одни из наших», «наш ствол», а принадлежащих к другой фратрии называют «они», «один из них», «их ствол». В одной из деревень фратрии известны как «левые» и «правые». Каждая фратрия имеет свой тотем. Тотемом Марамара является насекомое, называемое «лист конского каштана», ибо оно по форме своей действительно напоминает его. Тотемом Пикалаба является кузнечик-мантис. Каждая фратрия называет свой тотем «родственником». Этот термин выражает тесную и интимную связь, существующую между членами данной фратрии и ее тотемом. Тотемическое животное табуировано для своей фрат-

[с. 106]

рии. Его нельзя убивать. Если это совершает член противоположной фратрии, то между фратриями происходит драка[15]. У некоторых племен тотемами фратрий являются большой и малый орел.

Брак в пределах фратрии строго воспрещен. Брат должен убить сестру, нарушившую это правило. Худшее ругательство – назвать человека кровосмесителем.

Фратрии имеют различные военные клички и по-разному держат копье во время боя. В некоторых случаях каждая фратрия имеет свое кладбище.

Роль фратрий во время различных церемоний не описана здесь так подробно, как на Новой Ирландии, но все же она заметна. Каждая меланезийская девушка перед вступлением в парный брак должна пройти обряд «сиденья в клетке». На два-три года ее заключают в тесную каморку, где она живет безвыходно. Ее обслуживает старуха. Только вечерами девушка изредка выходит подышать свежим воздухом. По ночам ее посещают мужчины, которых она принимает по очереди. Пройдя через этот обряд, девушка получает право на парный брак. Таким образом, обряд этот является не чем иным, как выкупом, уплачиваемым за право на парный брак, говоря иначе, прямым пережитком группового брака. Во время церемонии, сопровождающей водворение девушки в хижину, происходит полусерьезная-полушуточная драка между женщинами Пикалаба и Марамара[16].

Вероятно, значение дуальной организации велико во время всех общественных празднеств и обрядов, но информация наша в этом отношении еще весьма недостаточна. Пфейль писал в конце прошлого столетия: «Эти группы [фратрии] отличаются друг от друга по признакам, европейцам совершенно непонятным. Обычаи их столь же непонятны. Единственное доступное пониманию различие состоит в почитании, оказываемом обеими группами некоторым насекомым. Тем не менее принадлежность к каждой группе столь заметна, что туземцы сразу узнают, принадлежит тот или иной из них к Марамара или Пикалаба. Возможно, что впоследствии будут открыты внешние особенности, отличающие людей двух групп, особенности, о которых туземцы хранят полное молчание»[17].

Судя по отдельным, весьма отрывочным указаниям, можно думать, что фратрии были первоначально не только брачными и церемониально-религиозными, но одновременно экономическими организациями. По крайней мере, Браун говорит, что «вся земля, фруктовые деревья, рыболовные участки в лагуне принадлежат

[с. 107]

соответствующим классам. Марамара не может ставить свои сети у камней Пикалаба и наоборот. Такой поступок вызвал бы драку»[18]. «Земля, кокосовые пальмы и фруктовые деревья во всех частях острова поделены между этими двумя классами, так что после смерти отца дети в большинстве случаев возвращаются в деревню своей матери, где только они могут иметь землю или кокосовые пальмы»[19].

Пфейль подтверждает, что «земельная собственность не переходит от одной группы к другой»[20]. Следовательно, земельная собственность связана в Новой Британии с матрилинейными фратриями. Но так как брак там уже патрилокален, т.е. женщина переходит в дом и деревню мужа, то обычно мужчина оказывается оторванным от своей земельной собственности. Живя в деревне своего отца, он окружен чужеродцами и не имеет прав на землю в той деревне, в которой он рожден; поэтому после смерти отца он возвращается обычно в деревню своей матери. Подобный порядок – продукт противоречий между патрилокальным браком и матрилинейным счетом наследования, т.е. относительно позднее явление, которому предшествовал более древний порядок, основанный на сочетании дислокальности и матрилокальности с матрилинейным счетом наследования.

Переходя от архипелага Бисмарка к Соломоновым островам, мы попадаем в область, во всех отношениях изученную недостаточно. Работы немецких этнографов, в первую голову Шпейзера и Турнвальда, ознакомили нас с материальной культурой населяющих эти острова племен, пролив очень мало света на социальную организацию*. Работы Риверса и других английских этнографов, более важные для нашей темы, захватили только отдельные острова, да и то не в полном объеме. Население архипелага почти на всех островах делится на прибрежные и лесные племена, находящиеся между собой в вековой вражде. Большая часть сведений, которыми мы располагаем, относится к первым, совершенно не касаясь последних[21].

На большей части Соломоновых островов прибрежное население делится на матрилинейные роды, число которых значительно варьируется (Бугенвиль, Моно, Алу, Шортлендские острова, Флорида, Изабелла, Сан-Кристобаль, Ваниколо, Санта-Крус, Гвадалканаль, Саво)[22]; напротив того, на Малаите отмечен патрилинейный счет наследования[23]. Дуально-родовая организация обстоятельно описана только для некоторых мест Соломоновых островов.

[с. 108]

Но кажется вероятным, что она и поныне существует в ряде других мест, не будучи до сих пор изучена. На острове Гвадалканаль все население холмов делится на две матрилинейные экзогамные фратрии – Мапулава (Орел) и Харову (Сокол). Население острова Бука также организовано в две матрилинейные фратрии, имеющие своими тотемами петуха[24] и птицу фрегат. Фратрии экзогамны. Та же форма социальной организации распространена по всему острову Бугенвиль, с той только разницей, что здесь каждая фратрия распадается на ряд более мелких кланов, имеющих свои особые тотемы. Так как дети всегда принадлежат к фратрии и клану матери, отец может жениться на своей дочери, как родной, так и классификационной. Случаи подобных браков, приносивших потомство, отмечены наблюдателями, заслуживающими доверия. Подобный брак, считающийся вполне законным и в северной части Бугенвиля, случается довольно часто; отмечен он также и в южной части того же острова[25].

Наиболее полно дуально-родовая организация описана для Соломоновых островов[26] на Сан-Кристобале, где можно установить два последовательных и очень поучительных этапа развития. Первый, сравнительно архаический этап представлен в районе Бауро, где все население делится на две фратрии (роды Атава и Амвеа). В некоторых деревнях появились уже дополнительные роды, но нет сомнения в том, что они представляют собой новообразования, отпочковавшиеся от двух первоначальных основных родов, Атава и Амвеа, до сих пор составляющих реальный базис социальной организации. Они матрилинейны и экзогамны. Людям Атава запрещается пить молоко кокосовых орехов. В одном из сказаний кокосовый орех рассматривается как прабабушка этого рода. Людям Амвеа запрещается убивать змею, есть ее и приносить ее в жертву[27]. Между этими двумя родами, или фратриями, существовало нечто вроде узаконенной вражды. Многие места около деревень считаются традиционными местами регулярных боев между Атава ж Амвеа. Раньше эти роды действительно регулярно сражались друг с другом, и предание о вражде их до сих пор живо. Одновременно предполагается существование физических и духовных различий между людьми двух фратрий. Уверяют, что люди Атава говорят витиеватыми фразами, склонны к болтливости, но в то же время умны и благородны. Люди Амвеа молчаливы, угрюмы, всегда готовы драться. Люди Атава имеют светлую кожу, люди Амвеа – темную кожу; у Атава три линии на ладони и маленькие руки и ноги, у Амвеа четыре линии на

[с. 109]

ладони и большие руки и ноги. Атава более высокого роста и взгляд у них смелее[28]. Если туземцам случается идти по узкой тропинке, то они пускают вперед Атава, Амвеа следуют сзади.

Деление это отчетливо проведено и в сфере экономической. Каждая деревня делится на две части, отделенные дорогой. По одну сторону дороги живут люди Амвеа, по другую – люди Атава. Сады обеих фратрий расположены по отдельности и они возделывают свои кокосовые пальмы в разных местах[29].

На маленьком острове Санта-Анна, расположенном близко от Сан-Кристобаля, каждая из фратрий распалась на вторичные подразделения: в одну фратрию входит три клана, в другую – два. Поселки фратрий расположены по разные стороны от дороги. В районе Аросси на острове Сан-Кристобаль процесс дробления двух первоначальных родов зашел так далеко, что дуальная организация фактически исчезла. Здесь все население делится на десять тотемических матрилинейных кланов, группировки которых в две серии обнаружить не удалось. Однако, «сведя все факты вместе, кажется правдоподобным допустить, что дуальная система Атава и Амвеа представляет собой первоначальную организацию не только Бауро, но и всего Сан-Кристобаля, организацию, более древнюю, чем тотемические кланы»[30].

Туземцы Сан-Кристобаля даже в районе Бауро уже миновали ту ступень развития, когда фратрия была собственницей земли, основным экономическим союзом. На деле у них земля принадлежит клану и наследуется по материнской линии, но приведенное выше наблюдение Фокса о делении земли и поселка между фратриями показывает, что в прежние времена именно фратрии были подлинными экономическими единицами общества.

На других островах архипелага дуальная организация разрушена почти повсеместно позднейшим дроблением родов, но во многих случаях все еще удается открыть следы ее былого существования. Так, население острова Флорида делилось на шесть экзогамных кланов (кема), частично носивших тотемические названия. Однако Кодрингтон показал, что два из этих кланов – выходцы с острова Гвадалканаль, еще два являются поздними подразделениями двух других кланов[31]. Таким образом, и здесь мы приходим к двум первоначальным родам, или фратриям, составлявшим, очевидно, не так давно подлинную основу социальной организации туземцев.

На всех Банксовых островах, за исключением острова Мерлав, господствует дуально-родовая организация. Фратрии называются «веве» – термин, означающий также «мать»; специальные названия фратрий отсутствуют, но люди разных фратрий называют друг друга людьми «разных сторон дома». Единственное исключе-

[с. 110]

ние отмечено в районе Лакон на острове Санта-Мария, где одна из двух веве считается созданной солнцем и называется Атеалоа, а на острове Мота одна веве называется «принадлежащая ночи» (Таталаи), а другая – «двустворчатой раковиной» (Таквонг). Аборигены острова Мота полагают, что люди разных фратрий имеют различные характеры; люди Таквонг характеризуются людьми противоположной фратрии как невежественные, неспособные, склонные к ссорам, не умеющие хорошо делать свои дела, в то время как люди Таталаи – большие знатоки фольклора, умеют жить между собой в мире и руководить обществом. В прежние времена между людьми двух веве существовала вражда, остатки которой сохранились и поныне. Туземцы рассказывают, что раньше они строили большие клубные дома (гамаль), один конец которых принадлежал людям Таквонг, другой – Таталаи. Если человек решался зайти на чужую сторону дома, возникала драка.

Каждая веве делится на несколько более мелких подразделений, не играющих никакой роли в регулировании браков. Веве экзогамны, и каждый мужчина может жениться в любом подразделении противоположной веве[32].

То же деление общества на две веве существует на северных островах Ново-Гебридского архипелага: Эспириту Санто, Леперс, Пентекост, Аврора. Счет наследования в веве матрилинейный, но веве не имеют обозначений, названий, знаков. По мнению Кодрингтона, это происходит оттого, что «в маленьких общинах каждый сосед знает друг друга», и поэтому названия фратрий излишни. Однако туземцы Банксовых островов и северных островов Ново-Гебридского архипелага точно знают эквиваленты своих веве на всех этих островах. Здесь люди одного класса называют друг друга «людьми одной стороны дома», и действительно, каждый дом делится на две части, принадлежащие различным веве. Замужней женщине запрещается переходить на половину ее мужа, а мужу – на половину его жены. Встречаются между собой они за дверями дома[33]. Веве строго экзогамны: нарушение экзогамии считалось гнусным преступлением. Мужчин, уличенных в нем, обычно убивали. В некоторых случаях люди противоположной веве ограничивались уничтожением имущества провинившегося.

На северной части острова Поптекост господствует также дуальная организация с матрилинейным счетом наследования. Одна из экзогамных фратрий носит название Тагаро, другая – Малау. Каждая фратрия имеет еще три дополнительных подразделения, влияющих на брак. Одна фратрия делится на группы А, Б, В, другая – на группы Г, Д, Е. Мужчина А должен вступать в брак с женщиной Г, мужчина Б – с женщиной Д, мужчина В – с женщиной Е; дети принадлежат к подразделению матери. Брак в чужой фратрии, но за пределами указанных подразделений,

[с. 111]

запрещен, т.е. мужчина А не может жениться ни на женщине Б, ни на женщине В. Дальнейшие подробности у Кодрингтона отсутствуют[34]. На южной части острова туземцы сделали заметный шаг к патриархату. Здесь все население делится на две матрилинейные фратрии, называемые «бёрё» (сторона), одна из которых именуется Булэ, другая Тева[35]. Они экзогамны и обмениваются женами. Все дома в деревне располагаются двумя группами в соответствии с фратриальной принадлежностью. Члены фратрий постоянно подшучивают друг над другом, но, по словам исследователя, «эта организация не имеет большого значения в жизни туземцев»[36]. Она отступила на второй план, уступив место делению на патрилинейные кланы. На юге острова Пентекост ребенок принадлежит к фратрии матери, но к клану отца. Таким образом, патриархальная система кланов сочетается с матриархальной системой фратрий, что может быть истолковано только как явление перехода от матриархата к патриархату. В результате создается курьезное положение: мужчина клана Змеи принадлежит к фратрии Булэ. Его сын получает от него клан Змеи, но принадлежит к фратрии Тева, а его внук, Змея по клану, снова Тева по фратрии. Создается положение, напоминающее австралийскую четырехклассовую систему: в обоих случаях отец и сын принадлежат к разным группам, а внук и дед – к одной и той же. Как в Австралии, так и в Меланезии этот порядок возникает в результате перехода от материнского права к отцовскому.

На севере острова Амбрим общество делится на две матрилинейные фратрии, называемые «бататун». О функциях бататун ничего не известно. Дуальная матрилинейная организация пересекается так же, как на Пентекосте, патрилинейной организацией, в результате чего создается еще более сложная картина. Кроме деления на матрилинейные фратрии, общество делится на три «бвулим» (род с патрилинейной филиацией). Каждый бвулим в свою очередь делится на две более мелкие группы, называемые «уор». Мужчина, его отец, его дети, отец его отца и дети его сына – все принадлежат к одному бвулим. Но чередующиеся поколения принадлежат к разным уор. Если отец принадлежит к одному уор, его сын – к другому, его внук – снова к его уор. Каждая бататун включает в свой состав по одному уор из каждой из трех бвулим. Получается следующая картина (стрелками показаны отношения матери и ребенка):

	↔
	↔
	↔

[с. 112]

А, Б, В – три бвулим; А, А²; Б, Б²; В, В² – шесть уор. А, Б, В составляют бататун; А², Б², В² – другой бататун.

Если индивид принадлежит к одному бататун, его отец – к другому, то его мать и мать его матери – к тому же самому[37]. Таким образом, амбримская система представляет собой переходную от матриархата к патриархату форму, сочетающую древнюю матрилинейную дуально-родовую организацию с позднее возникшей системой патрилинейных кланов.

Наконец, у фиджийцев, где культурное развитие достигло высокой ступени, где сильна полинезийская примесь, где, безусловно, господствуют нормы патриархального общества, открыты следы матрилинейной дуальной организации. Так, Риверс пишет: «На острове Вануа-Лава существуют две группы, называемые „воса”; мужчины из одной воса должны жениться на женщинах другой воса. Сверх того, воса строго матрилинейны, хотя, как правило, на Фиджи распространена патрилинейная структура»[38]. Одно деление считалось более благородным, чем другое. Институт вождей был двойствен – один вождь представлял одну фратрию, другой вождь – другую фратрию[39].

На южных островах Ново-Гебридского архипелага (Тана, Малекула, Эфате) повсеместно господствует патрилинейный род[40]. Дуально-родовая организация здесь не отмечена. Поэтому Риверс предполагал, что дуально-родовая организация в Меланезии повсеместно связана с матрилинейным счетом наследования. Но впоследствии он должен был отказаться от этого мнения, так как выяснилось, что местами в южной Меланезии дуально-родовая организация сохраняется еще при господстве патриархальных отношений[41]. В Новой Каледонии, население которой достигло высокой ступени развития, дуально-родовая организация выступает в патрилинейной форме. Хотя названия фратрий неизвестны, но из описания Леенхардта явствует, что все общество делится на две серии патрилинейных родов, взаимно обменивающихся женами и находящихся друг с другом в обоюдном отношении зятьев и тестей. Основной формой брака является обмен сестрами, который совершается из поколения в поколение, образуя, таким образом, вполне отчетливо выраженную дуально-родовую систему[42]. Остается пожалеть, что она не описана достаточно вразумительно и полно.

[с. 113]

Дуально-родовая организация в Новой Гвинее

Социальный строй папуасов изучен еще весьма неполно. О многих племенах центральной части острова мы знаем только понаслышке; о некоторых племенах вообще ничего не знаем. Большинство племен Новой Гвинеи изучали этнографы немецкой школы, уделявшие внимание материальной культуре, но совершенно игнорировавшие вопросы социальной организации[43]. Поэтому не следует думать, что у многих папуасских племен отсутствует родовая организация; она обнаружена всюду, где работали исследователи английской школы. Насколько мы можем судить, дуальная организация весьма широко распространена среди папуасских племен Новой Гвинеи. Она связана здесь с патрилинейным счетом наследования, но местами еще сохраняются и матрилинейные фратрии, обычно сосуществующие с тотемическими патрилинейными кланами.

Матрилинейная дуальная родовая организация отмечена в Новой Гвинее в немногих местах. Мы находим ее у меланезийского племени вагавага (юго-восток Новой Гвинеи, Мильн Бей). Это племя делилось раньше на экзогамные, матрилинейные, тотемические кланы, сгруппированные в две фратрии. В последнее время экзогамия фратрий стала нарушаться, но раньше соблюдалась строго.

Дуальная группировка определяла в прежнее время, кто должен принимать участие в каннибальском празднике и мстить за убийство. На этом же базировались термины родства; одна серия терминов употреблялась по отношению к людям своей фратрии, другая – по отношению к людям чужой фратрии. Так, мужчина называл всех взрослых мужчин своей фратрии братьями матери, всех взрослых мужчин фратрии отца – братьями отца; женщин своей фратрии называл матерями, женщин другой фратрии – тетками. Мужчин своего возраста и своей фратрии он называл братьями, женщин – сестрами, людей своего возраста, но другой фратрии – кузинами и кузенами[44].

По всей вероятности, матрилинейными были также фратрии у папуасов киваи, обитавших на берегу Новой Гвинеи у устья реки Фляй и на близлежащих островах. Это племя делилось на

[с. 114]

15 патрилинейных тотемических кланов[45], наряду с которыми существовала дуальная организация. Поселки кивай состояли из больших домов, часто вмещающих целый клан[46]. Длина некоторых домов доходила до 200 м. Часто вся деревня состояла из одного большого дома. Обычно большой дом делился на мужскую и женскую части. Мужская состояла из одного общего помещения, женская была разбита на мелкие камеры, соответствующие семейным апартаментам. Семейные камеры всегда расположены вдоль стен и разделены длинным коридором, пересекающим дом вдоль всей его длины[47].

В каждом большом доме папуасы различают две части – переднюю и заднюю, которые разделяются упомянутым коридором и, таким образом, тянутся вдоль дома. Передняя часть называется также стороной реки и солнечного восхода. Задняя часть называется стороной леса и материка, стороной заката. Передняя часть считается более почетной, что получает выражение в различных ритуалах. Обе стороны имеют особые названия: передняя часть называется «тава», задняя – «пири». «По этим двум сторонам дома, – говорит Вирц, – тава и пири, течет вся повседневная жизнь, а в особенности ритуальные празднества и церемонии, устраиваемые родом»[48].

В различении обеих фронтальных сторон и расчленении всего дома на речную (или водяную) и лесную (или материковую) стороны можно видеть остатки древнего деления населения на две экзогамные фратрии. И действительно, в западной части Папуасского залива эти половины экзогамны. Вирц, к сожалению, не сообщает, каков счет наследования в этих «половинах», но не приходится сомневаться в его матрилинейности. Это вытекает из двух фактов. Во-первых, миссионер Чалмерс, проживший много лет среди киваи, сообщает, что отец может жениться на своей родной дочери[49]. Позднейший исследователь Вивер обнаружил несколько таких случаев, которые, по его собственным словам, остались ему совершенно непонятными, ибо отец и дочь принадлежали к одному тотему[50]. Разгадка заключается в следующем: дуальная организация, остатки которой у папуасов киваи открыл Вирц, базировалась на материнском праве. Поэтому отец и дочь принадлежали к разным фратриям и могли вступать между собой в брак. Патрилинейные тотемические кланы представляли нововведение и не успели еще оказать влияние на регулирование брачных отношений.

[с. 115]

Во-вторых, в пользу матрилинейности фратрий у папуасов киваи говорит сообщение ряда авторов о том, что каждый большой дом принадлежал одному клану. В то же самое время, как мы видели, он делится на две части, связанные с двумя разными фратриями. Но члены одного патрилинеиного клана не могли принадлежать к двум патрилинейным фратриям. Напротив того, при наличии двух матрилинейных фратрий члены одного патрилинейного клана неизбежно распределялись между двумя фратриями. Если отец принадлежит к фратрии А, то его сын принадлежит к фратрии Б, сын сына – снова к А, сын сына сына – к Б и т.д. Но все они принадлежат к одному патрилинейному клану. Следовательно, свидетельства всех наблюдателей, несмотря на свою кажущуюся противоречивость, находят объяснение в выдвинутом нами предположении: папуасы киваи делились на две матрилинейные фратрии и на серию тотемических патрилинейных родов.

Точно такая картина обнаружена еще в одном месте: у племен, обитающих на острове Вогео (к северу от Новой Гвинеи). Здесь общество делится на большое число локальных патрилинейных кланов; дома членов каждого клана группируются вместе. Каждый клан имеет своего главу. Эту клановую организацию пересекает деление общества на две экзогамные фратрии с матрилинейным счетом наследования. Одна фратрия имеет своим тотемом летучую мышь, другая – сокола. Члены противоположных фратрий связаны взаимными церемониальными обязательствами. Но традиционной вражды и подшучивания между фратриями не наблюдается. Напротив, считается неприличным говорить о людях противоположной фратрии в непочтительных выражениях[51].

В остальных частях Новой Гвинеи фратрии патрилинейны. Племена, живущие но верхнему течению реки Мамберам, делятся на две патрилинейные фратрии: фратрию Войа (Сумчатая Крыса) и фратрию Венда (Двуутробка). Характер тотемических представлений здесь не вполне ясен. Сами папуасы называют себя сыновьями сумчатой крысы или сыновьями двуутробки, но Вирц полагает, что, говоря так, они не имеют в виду реального генеалогического родства. Скорее они хотят подчеркнуть родство и близость членов каждой фратрии между собой, чем реальное происхождение от животных. Дуальное деление играет огромную роль в жизни папуасов. Первый вопрос, который они задают друг другу при встрече: «Ты Войа или Венда?». У папуасов отсутствуют племенные названия, и говоря о своем племени в целом, они называют себя «людьми Войа – Венда». Они полагают, что весь животный и растительный мир и вообще все сущее делится на две фратрии. Любой предмет, одушевленный или неодушевленный, принадлежит либо к Войа, либо к Венда. Конечно, никто не знает фратриальной принадлежности всех предметов, и туземцы часто дают противоречивые ответы на один и тот же

[с. 116]

вопрос. Но принадлежность предметов, животных и растений, которые так или иначе связаны с тотемическими животными, установлена твердо и общеизвестна.

Предполагается также, что люди, принадлежащие к различным фратриям, различаются по некоторым физическим особенностям: люди Войа обладают более крупной головой, более обильной растительностью, чем Венда.

Между Венда и Войа существует постоянная зависть и соперничество.

Мужское население каждого поселка принадлежит всегда к одной фратрии. В силу патрилокального брака все взрослые женщины каждого поселка принадлежат к другой фратрии, чем мужчины. Фратрии разбиваются на тотемические патрилинейные кланы[52].

Племя маринд-аним делится на две патрилинейные экзогамные фратрии, называющиеся Геб-це и Сами-рек. Члены каждой фратрии считаются между собой ближайшими родственниками. Каждая фратрия имеет свой особый мифологический цикл, резко отличный от мифологического цикла другой фратрии. Предание выводит фратрию Сами-рек из внутренней части страны, Геб-це с берега[53]. В соответствии с этим фратрия Сами-рек считается фратрией Земли и имеет своим тотемом саговую пальму, фратрия Геб-це считается фратрией Воды и имеет своим тотемом кокосовую пальму[54]. В свою очередь, обе фратрии распадаются на довольно многочисленные тотемические кланы. Члены разных фратрий почти не поддерживают друг с другом дружественных отношений, что особенно ярко выражается во время празднеств, когда фратрии едят обособленно друг от друга. Ссоры между фратриями происходят постоянно, и там, где члены разных фратрий живут по разным сторонам дома, приводят к выселению некоторых групп и возникновению новых поселков[55]. Насколько можно понять из изложения Вирца, фратрии не располагают уже земельной или какой-либо другой общественной собственностью. Таковая связана с кланами.

У племени итамул (верховье реки Сэпик) дуальная организация отчетливо выражена в устройстве поселка. Каждая деревня делится большой площадкой для танцев на две части. По левую сторону площадки располагаются дома одной патрилинейной фратрии, по правую сторону – другой. В одной деревне фратрии называются «материнский народ» и «народ солнца». Тотемической эмблемой первой фратрии является vulva, второй – солнце.

[c. 117]

Встречаются и другие названия фратрий, например фратрия Востока и фратрия Цикады. Деление на фратрии отчетливо выражено в инициационной церемонии: люди фратрии Солнца делают татуировку и инициируют мальчиков фратрии Матери и наоборот[56].

Племя мекео делится на экзогамные патрилинейные кланы, группирующиеся в две фратрии с растительными тотемами. В настоящее время туземцы целиком забыли значение этих фратрий, но считают их гораздо более древними, чем кланы[57]. В районе реки Баму и на восток по берегу Папуасского залива дуально-родовая организация исчезла, но сохранились ее следы в виде деления дома на две части или стороны, каждая из которых имеет своего предводителя[58].

Наконец, деление на фратрии существовало, очевидно, на берегу Маклая. Иначе трудно понять одну подробность погребального ритуала, описанную Миклухо-Маклаем. «Мои спутники, – рассказывает он, – держа в левой руке лук и стрелы, а копье наперевес в правой, беглым шагом поспешили на площадку и построились в ряд против группы туземцев, находившихся там. Между обеими одна против другой стоявшими шеренгами нападающих и защищающихся выступил один из жителей Гумбу, кажется, родственник умершего. Он ораторствовал очень громко, подкрепляя свои слова энергичными движениями, кидаясь в разные стороны и угрожая наступавшим своим копьем. В общем, обе группы действовали более гортанью и языком, чем луками и копьями. Некоторые пускали свои стрелы, очевидно стараясь никого не задеть»[59]. Совершенно ясно, что Миклухо-Маклаю пришлось наблюдать церемониальное сражение между двумя фратриями, устроенное по поводу похоронного обряда[60].

Дуально-родовая организация широко распространена на Новой Гвинее, где обычно выступает как пережиточная форма, связанная с патрилинейным родом.

Дуально-родовая организация в Полинезии и Микронезии

У большинства полинезийцев и у многих микронезийских племен родовой строй разложился и дуальная организация исчезла. Все же следы ее достаточно отчетливы. Как доказал Хокарт, все население островов Лау, входящих в состав архипелага Фиджи, но подвергшееся очень сильному влиянию тонганцев, делится

[с. 118]

на две фратрии, очевидно, не имеющие названий. Фратрии эти в основном экзогамны. Одна из них считается «старшей», или «благородной», другая – фратрией «земли». В соответствии с этим большинство поселков делится на две части, представляющие две взаимобрачующиеся группы с патрилинейным счетом наследования. Каждая фратрия имеет своего вождя; один из этих вождей называется «туи», другой – «сау»[61]. Такие же титулы носили два верховных вождя острова Тонга, из чего можно заключить, что двойственность власти на Тонга также восходит к дуальной организации. Самыми почитаемыми личностями на Тонга были туи-тонга – священный вождь, живое воплощение божества – и второй вождь – веачи, власть и титул которого были также религиозного происхождения. Почет, которым они пользовались, был очень велик. Представители самых знатных родов не могли есть и сидеть в их присутствии; туи-тонга и веачи обладали правом табу. В отличие от вождей и простого населения, они не были татуированы. При их рождении, инициации, после их смерти исполнялись особые и очень сложные церемонии, в которых участвовало все население острова. На могиле туи-тонга умерщвляли его главную жену.

Туи-тонга и веачи выбирались из членов двух различных семей или родов, в которых эти должности были наследственными[62]. Таким образом, двойственная власть на островах Тонга иЛау непосредственно вытекала из дуальной организации.

На атолле Онтонг-Ява (полинезийская колония в Меланезии) дуальная организация отчетливо выступает во время некоторых церемоний и даже в брачных обычаях. В главной деревне атолла имеются четыре мужских дома, расположенных попарно, на восточной и западной окраинах деревни. Как правило, мальчик принадлежит к мужскому дому своего отца. В соответствии с этим вся деревня делится на две ясно очерченные части, носящие локальные имена – Килома и Кемалу. Брак между лицами, происходящими из разных частей, не запрещен, но во время церемоний обе части деревни отчетливо противостоят друг другу. Во время некоторых обрядов женщины разных половин образуют две противоположные партии, вступающие в ожесточенные пререкания. Они кричат: «Вы, люди другой части деревни, тощи и покрыты грязью. Когда вы околеете, мы заберем ваших мужей. Они будут спать с нами, а не с вами». Обычно женщины спорящих партий находятся друг с другом в отношении невесток и, конечно, угроза отнять мужей остается не больше как пустым обещанием нарушить экзогамию.

Характерной чертой социального строя самоанцев является разделение всей страны на две части – «сильную» и «слабую». По словам одного исследователя XIX в., это разделение «соответ-

[с. 119]

ствует американскому делению на «администрацию» и «оппозицию». Управление страной фактически находится в руках «сильных», хотя вожди «слабых» часто приобретают большой авторитет в некоторых районах. Эти партии называются Мало и Вайвой на Самоа, Мало и Лава на острове Футуна, Мало и Токидака на острове Увеа и Мата Тоа и Мата Тио на острове Пасхи. Повсеместно эти партии соперничают между собой и имеют своих вождей»[63]. По легенде, эти деления произошли следующим образом. Две девушки были принесены волной на Самоа. Бог Тангароа и его сын Алуи женились на них, и от этого брака произошло множество сыновей, разошедшихся по разным островам. Два сына – Соа и Уии – поселились на острове Саваии, и от них произошло деление островитян на две половины[64].

Первые колонисты, прибывшие на Таити, по легенде, делились на две части: Ао-теа (светлый мир) и Ао-ури (темный мир). Каждая часть имела своего верховного жреца[65]. На атолле Мани-хики население до сих пор делится па две группы, каждая из которых имеет своего вождя[66]. Население острова Тонгарева ведет свою генеалогию от двух предков – Махута и Таруйя, прибывших на разных лодках и заключивших при встрече брачные связи. Земли этих групп и в настоящее время строго отделены и каждая группа имеет своего вождя[67].

Деление деревень на две враждующие группы отмечено на острове Яп и острове Понапе. Это деление сопровождается двойственностью института вождей[68]. У маори сохранилась деление народа, участвовавшего в священной церемонии в храмах Уарекура Туахус, па две партии, занимавшие противоположные стороны здания. Каждая партия имела по особому священному жезлу[69]. Воспоминание о дуально-родовой организации сохранилось в преданиях острова Пасхи. Два племени – «короткоухие» и «длинноухие», занимавшие соответственно западную и восточную часть острова, который был поровну поделен между ними, вели между собой непрерывную борьбу. Легенда в деталях рассказывает о хитростях обеих сторон, ловушках, которые они устраивали своим врагам, о каннибальских праздниках победителей. Невозможно согласиться с Шульце, полагающим, что «легенда о войне между обеими половинами населения острова, безусловно, содержит некоторые исторические элементы и позволяет непосредственно заглянуть в варварское прошлое старого Рапа Нуи»[70].

[с. 120]

По нашему мнению, в этих легендах нет ни грана историзма. Они – лишь собрание мифов о дуально-родовой организации. Два племени, разделивших между собой остров, – в действительности две фратрии: легенды часто упоминают о браках между людьми двух племен. «Короткоухие» и «длинноухие» – указание на физические различия, существование которых всегда предполагается между членами двух фратрий. В этом же направлении нужно толковать указания аборигенов на происхождение одного племени от белых, другого – от черных или красных предков. Известно также, что туземцы устраивали «праздник корабля» в честь «краснокожих» европейцев. По всей вероятности, этот праздник существовал еще задолго до прихода европейцев в связи с культом «красного» бога Ронго, за потомков которого на Рапа Нуи были приняты первые европейцы. Наконец, культ фрегата и ласточки кажется возможным истолковать как культ фратриальных тотемов. Конечно, подобное толкование не может считаться абсолютно достоверным, но оно наиболее правдоподобно из всех до сих пор предложенных.

Таким образом, следы дуальной организации прослеживаются по всей Полинезии. По большей части дуальная организация утеряла здесь экзогамию, но в очень яркой форме сохранила двойственность в институте вождей. Два вождя, представляющие или представлявшие когда-то две фратрии, составляют типичную черту социальной организации полинезийцев*.

Миф о братьях-близнецах

С дуально-родовой организацией повсеместно связан миф о братьях-близнецах, олицетворяющих и представляющих, с одной стороны, единство, с другой стороны – различие двух первоначальных фратрий – родов.

Этот миф принадлежит как раз к числу немногих мифов общеокеанийского распространения.

В Новой Британии фратрии называются по двум мифологическим персонажам, любимым героям меланезийского фольклора, братьям-близнецам То Кабинана и То Корвуву[71]. Первый рассмат-

 [с. 121]

ривается как основатель или изобретатель всех благих и полезных вещей: плодородная земля, хорошо построенный дом, хороший рыболовный снаряд – все это работа или изобретение То Кабинана; все полезные учреждения, нравы и обычаи происходят от него. Слово «кабинана» в языке новобританцев означает «мудрый», а сам То Кабинана рассматривается как воплощение мудрости. Его тотем – орел-рыболов – птица умная, ест только хорошую пищу. Все туземцы любят и уважают То Кабинана, смотрят на него с почтением, как на прообраз мудреца. Назвать меланезийца «То Кабинана» – значит сделать ему высший комплимент.

То Корвуву – второй брат, гораздо менее значительная и приятная персона. Он – создатель всего плохого: скверной каменистой земли, обрывистых холмов, неуклюжих и плохо сделанных вещей. Его тотем – сокол, птица глупая; она ест плохую, горькую пищу. Назвать человека «То Корвуву» – значит нанести ему тяжкое оскорбление[72].

В Новой Британии записано бесконечно много сказок и мифов, посвященных похождениям двух братьев. Они повествуют преимущественно о сотворении различных элементов человеческой культуры, но не касаются сотворения мира, и посему лишь условно могут считаться космогоническими мифами. По существу, новобританцы еще не дошли до подлинных космогонических представлений[73].

В мифах рассказывается, что оба брата были первыми людьми на земле. Вопрос об их происхождении часто даже не ставится. То Кабинана делает из листьев женщин и советует брату сделать то же самое. То Корвуву создает женщин из кокосового ореха, но его женщины оказываются плохими, и он завидует брату. В другом варианте То Кабинана посылает То Корвуву на пальму сорвать два светлых ореха. То Корвуву срывает один светлый орех и отдает его брату, а другой, темный, оставляет себе. То Кабинана создает из светлого ореха светлую женщину, из темного ореха – темную женщину и устанавливает такой порядок: «Эта темная женщина образует одну половину человечества, светлая – другую; каждая темная женщина отныне принадлежит к «их» брачному классу; каждая светлая женщина – к «нашему» брачному классу; светлые мужчины отныне женятся на темных женщинах, темные мужчины – на светлых». «Так, – говорится в легенде, – разделил То Кабинана нас на два класса – на классы “мы” и “они”. Мужчины класса светлой женщины покупают женщин из темного класса, а мужчины класса темной женщины покупают женщин светлого класса»[74].

[с. 122]

То Кабинана учит людей строить хижины и мужские дома, возделывать землю, создает растения, лодку, барабан, рыболовные сети; То Корвуву действует всегда вместе с ним, и оба брата принимают участие в создании одних и тех же вещей. Но инициатор, подлинный творец и создатель – То Кабинана. То Корвуву только подражает ему и скорее по глупости, чем по злобе, ухудшает, портит дело. Увидев, что у него толком ничего не выходит, он завидует брату. Между братьями нет еще антагонизма, выливающегося в смертельную вражду; дуализм едва намечен, контраст не резок. Приведем в качестве примера легенду № 19 из собрания Мейера[75].

«То Кабинана вырезал из дерева рыбу тунца и пустил ее плавать в море, чтобы были в море рыбы. Когда То Корвуву увидел рыб, которых нес То Кабинана, он спросил: “Где нашел ты это? Я тоже хочу это сделать”. “Отлично, – ответил первый, – вырежь из дерева рыбу, и именно тунца, – такого, какого сделал я”. Но То Корвуву не послушался и вырезал хищную рыбу и пустил ее в море. Она сразу начала поедать других рыб. Тогда То Корвуву добежал к своему брату и сказал: “Я не сумел сделать рыбу. Моя рыба жрет всех других рыб”. Тогда спросил То Кабинана: “Что же это за рыба?” – “Это, наверное, акула”.

То Кабинана сказал: “Ты сделал несчастным и еще раз несчастным наш смертный род. Теперь рыбы будут есть друг друга и нападать на людей”».

В некоторых мифах, очевидно, позднего происхождения, То Кабинана и То Корвуву наделяются более возвышенными чертами и образы их приближаются к образам творцов: То Кабинана выступает как создатель земли, моря, гор, он отождествляется с солнцем, а его брат – с луной. Наконец, братья вызывают потоп[76]. В некоторых вариантах мифа То Корвуву носит имя То Паро и представляет доброе начало, а То Кабинана является злым началом. То Паро и То Кабинана ссорятся, и последний убивает первого[77].

У племени лезу (Новая Ирландия) миф о близнецах служит для объяснения происхождения фратрий и всей социальной и материальной культуры. Легенда в деталях рассказывает, как люди лезу, спасаясь от свиньи-людоедки, бежали на соседние острова. Только старуху Ценобониль они не взяли с собой, так как у нее одна нога была слишком толста. Они боялись, что Ценобониль своей тяжестью потопит лодку. Оставшись одна, старуха совокупилась с какой-то птицей и родила мальчиков-близнецов Дарор и Дамурамурари. Когда мальчики подросли, старуха велела им убить свинью-людоедку. Это удалось им после ряда приключений. Тогда старуха послала людям щетину свиньи в знак того, что

[с. 123]

свинья убита. Люди вернулись в Новую Ирландию, и старуха ввела среди них дуально-родовую и тотемическую организацию и научила их всему, что известно современным меланезийцам. Она сделала на дереве заметки, обозначающие две фратрии, ряд заметок для клановых имен, научила людей магии, врачеванию, ремеслам и дала им прочие знания. После этого она и ее сыновья исчезли[78].

Вариант этот несколько отличается от новобританского: происхождение братьев-близнецов ведется здесь от женщины, которая и выступает в роли главного культурного героя, учителя людей. Подвиги близнецов сводятся к уничтожению свиньи-людоедки. Свинья-людоедка фигурирует также в мифе племени куни (Новая Гвинея), где рассказывается, что беременная женщина была покинута в деревне жителями, испугавшимися свиней-каннибалок. Женщина родила мальчика, который рос очень быстро. Он нашел лук, стрелы и копье, велел своей матери позвать свиней и убил их. Затем он взял себе жену, которая родила двух близнецов – Тсилуилу и Тсаифику – героев длинного цикла мифов, совершенно аналогичных мифам о То Корвуву и То Кабинана. Рождение папуасских близнецов причиняет смерть их матери. Близнецы легко превращаются в животных – сумчатую крысу и собаку. Подобно другим мифическим близнецам, растут они очень быстро, но от всех других близнецов они отличаются тем, что оба они – злые[79].

Вариант лезу – куни совпадает во многих деталях с американским мифом о близнецах, где рождение братьев обычно вызывает смерть их матери, а место страшной свиньи-людоедки занимает ягуар.

На Соломоновых островах к этим совпадениям прибавляется еще одна деталь: два брата, жившие в горах, убивают свою мать, сжигают ее тело, а пепел зарывают в землю. За ночь на ее могиле вырастает кокосовая пальма – так же, как на могиле матери ирокезских близнецов Иоскеги и Тависхора вырастает маис. Младший брат пробует есть листья, но они оказываются невкусными; тогда старший брат пробует орех, и с тех пор люди едят кокосовые орехи[80]. Миф острова Гвадалканаль рассказывает, что остров был создан двумя людьми – Тцатца и Тцили, которые, закончив свою работу, посадили два дерева. На одно из деревьев орел положил два яйца, из которых вышли мужчина и женщина; сокол сел на другое дерево, и из его яиц вышла другая пара. Тогда сын орла женился на женщине сокола, и отсюда пошла фратрия Сокола, а сын сокола женился на женщине орла, и отсюда пошла фратрия Орла[81]. Почти повсеместно на Соломоновых островах

[с. 124]

распространен миф о двух братьях – Камалала и Камакики, по своему характеру аналогичных новобританским и новогвинейским близнецам[82].

На Банксовых островах главным героем длинной серии мифов является Кат, имеющий множество братьев, из которых, однако, особую роль играет Тагаро. Кат – создатель вещей, людей, свиней, деревьев, скал; он же создал день и ночь[83]. По одному варианту, Кат и его брат Марауа создали людей вместе. Кат вырезал из драконового дерева ноги, руки, тело, голову, уши и глаза; затем он принялся за отделку остальных частей и работал шесть дней. Он вселил в людей жизнь и, ударя в барабан, научил их двигаться. Затем он разделил их на мужчин и женщин и научил их браку. Марауа сделал людей из дерева другой породы, дал им жизнь, но когда он увидел их движущимися, он вырыл яму и на шесть дней закопал туда своих людей. Когда он снова разрыл яму, то оказалось, что люди, им закопанные, сгнили и разложились. Так появилась среди людей смерть[84]. Другой миф той же серии рассказывает о борьбе братьев с чудовищем и каннибалом Касаворой, которого Кат в конце концов одолевает[85]. На Новых Гебридах место Ката и Марауа занимают Тагаро и Суке. Первый – источник всего доброго, второй – всего дурного. Когда братья создавали вещи, они подбрасывали их в воздух; те вещи, которые Тагаро удавалось поймать, стали годны для еды; те же вещи, которые попадали к Суке, для еды не годятся. Тагаро совершил массу чудес. Все, что он делал, было сделано хорошо; все, что сделал Суке, – плохо. Однако оба они являются создателями земли и вещей, находящихся на ней. Тагаро создал деревья с съедобными плодами, Суке – с горькими; когда они делали людей, то Тагаро хотел сделать их двуногими, а Суке – четвероногими; Суке хотел поместить людей на пальме, но Тагаро дал им дома и т. д.[86]

На острове Пентекост пространные мифы повествуют о похождениях двух братъев – Баркулькуля и Маралюля[87]. Первоначально, говорится в мифах, земля существовала сама по себе. Деревья росли на ней, но не было людей на земле. Одна кокосовая пальма расцвела цветком невиданных размеров. Внутри цветка находился Баркулькуль и пять его братьев. Цветок открылся, и люди вышли на землю. Баркулькуль сорвал кокосовый орех, съел его и выпил его сок. Он построил общинный дом и хижины для брачных пар. Братья поселились в общинном доме. Один из них, обратившись к Баркулькулю, сказал: «Все мы умрем, все мы ис-

[с. 125]

чезнем, и не останется людей на земле. Я хотел бы, чтобы остались люди на земле».

Тогда Баркулькуль превратил одного из своих братьев в женщину, заключил с нею брак, от которого пошли люди. Баркулькуль изобрел также бананы, инам, таро. Он ссорился со своим братом Маралюлем.

Другой вариант записан на острове Авроры: люди происходят от раковины, превратившейся в женщину. Эта женщина позвала к себе всех мужчин и разделила их на своих мужей и своих братьев. Так возникла дуальная организация. Здесь в роли культурного героя выступает женщина-прародительница, а не братья-близнецы. По мифу острова Леперс, Гагара сделал сначала двух мужчин; один из них взял кусок мяса и швырнул в другого, и тот превратился в женщину. Эта женщина имела двух дочерей, от которых и произошли современные фратрии[88]. Можно поставить вопрос: не мыслились ли когда-то близнецы в форме двух сестер, что было бы вполне естественно в эпоху матриархата? Намеком на это является, наряду с изложенными мифами Ново-Гебридских островов, тробриандский миф, по которому сначала было две сестры. Старшая сестра родила солнце, месяц, огонь. Она ела вареную пищу. Младшая сестра не имела огня и потому ела сырую пищу. Однажды младшая сестра похитила у старшей огонь и принесла его людям[89]. Этот миф по структуре своей схож с близнечным, но роль Прометея в нем играет женщина. Вполне правдоподобно допущение, что в тробриандском мифе сохранены архаические образы женщин-героинь, впоследствии замененные, в связи с переходом от матриархата к патриархату, образами братьев-демиургов.

Меланезийские близнецы-демиурги выступают обычно в роли первых людей, либо появляющихся из дерева, либо рожденных женщиной. Они – культурные герои, создатели огородов, растений, огня, лука и стрел, создатели дуальной организации и т.д. Но лишь на немногих островах они выступают в роли творцов, создателей мира. Причина этому ясна. Космогонический миф в прямом смысле слова – относительно позднее явление. Он предполагает глубокую постановку генетического вопроса и высокую ступень развития причинного мышления. Подлинно первобытный человек с его конкретно-ограниченным, предметным мышлением не задавался вопросом, как образовалась земля, тем более – как образовался мир. Поэтому-то у австралийцев и многих меланезийских племен нет космогонического мифа в собственном смысле слова. Генетическое любопытство, «каузальная жажда», как выражался Гребнер, этих народов не шла дальше вопроса о происхождении людей, животных, ближайших к человеку элементов куль-

[с. 126]

туры. И земля, и небо, и звезды, и сами братья-близнецы предполагаются существующими с самого начала, и вопрос об их происхождении даже не ставится. Особенно характерен в этом отношении миф с острова Пентекост, рассказывающий, что сначала существовали земля и деревья, но не было людей. В древнейшем состоянии близнецы не мыслились как творцы мира, ибо близнечный миф древнее космогонического.

Первоначально близнечный миф имел ограниченную, конкретную, связанную с повседневной жизнью целевую установку: объяснить происхождение дуально-родовой организации и внедрить в головы людей представление об обязательности экзогамного запрета. Подобный круг вопросов был гораздо более понятен и близок первобытному человеку, гораздо более важен практически, чем абстрактная проблема происхождения мира.

Впоследствии, по мере развития отвлеченного мышления, расширения кругозора человека, углубления его мифологических представлений, возникает вопрос о начале всех начал, о происхождении мира и в качестве ответа на него создается космогонический миф, причем естественными творцами мира оказываются популярные герои-близнецы. Создание мира становится в ряд с прочими их деяниями и мыслится как продолжение их культуртрегерской деятельности, начавшейся с введения дуально-родовой организации.

С течением времени близнецы, первоначально бесхитростные герои, почти смертные люди, наделяются различными космическими чертами, связываются с астральными явлениями, превращаются в полубогов или в настоящих богов. Одновременно, вместе с отмиранием дуально-родовой организации, забывается связь близнецов с этой социальной формой, и они занимают место в пантеоне отвлеченных божеств, чаще всего на ролях верховных творцов вселенной.

Так, в религии меланезийцев острова Россель главную роль играют два героя – Уонейо и Мбази. Первый отождествляется со змеей, живущей на высочайшей горе острова. Он – создатель земли, облаков, звезд. Второй представляется темнокожим и отождествляется с рыбой. Он создал солнце и луну. Он вложил в женщину яйцо, из которого родились первые люди. Уонейо и Мбази разделили людей на экзогамные кланы, каждому клану дали тотем, ввели матрилинейный счет наследования. Оба героя описываются как близкие друзья, но в то же время в мифологии рассказывается о борьбе змей и рыб, т.е. в метафорической форме живописуется борьба двух названных выше героев[90]. На Новых Гебридах записан очень интересный миф о вражде Тартали – хозяина солнца – с Улем – хозяином луны, к сожалению, переданный слишком вольно и потому потерявший многие важные детали. В этом мифе

[с. 127]

рассказывается, что Тартали создал первую женщину и сделал ее своей женой. Уль воспользовался его отсутствием и овладел ею. Женщина родила двух близнецов: черного, сына Тартали, и белого – сына Уля. Эти братья были в смертельной вражде[91]. Таким образом, уже в Меланезии возникает отождествление братьев-близнецов с небесными светилами и идея их вражды. В Полинезии этот процесс делает значительный шаг вперед.

Полинезийская мифология позволяет проследить процесс превращения братьев-близнецов, героев первобытных мифов, в полубогов и богов.

На островах Мангарева, где записаны, очевидно, наиболее древние предания, рассказывают, что первым живым существом был некий Ратеа, отец богов и людей, полурыба-получеловек. Один глаз у него был рыбий, другой – человеческий. С правого бока у него была рука, с левого – плавник. Правый глаз у него был человеческий, левый – рыбий. По другому, возможно, более позднему варианту, Ратеа был человеком, обладавшим поразительными глазами, расположенными друг над другом. Верхним глазом было солнце, нижним – месяц. Ратеа был порожден великой матерью – Вселенной, Кроме него она произвела на свет множество детей. Ратеа нашел себе жену, которую звали Пана. От этого брака родились божественные близнецы Тангароа и Ронго. Они были первыми существами, наделенными чисто человеческой формой, Тангароа должен был быть рожден первым, но его брат Ронго опередил его. Тангароа – умнейший из братьев. Он научил людей земледелию. Ратеа хотел сделать его хозяином Вселенной, но Пана не согласилась, настаивая, чтобы Ронго также получил свою часть. По полинезийскому обычаю, родители не смеют касаться пищи старшего сына, и поэтому Ратеа согласился с необходимостью разделить мир на две части. Все красное на земле и в океане было отдано Тангароа; все остальное, т. е. большая часть, – Ронго. Так, например, из многочисленных сортов таро только красный сорт принадлежит Тангароа, а остальные сорта – Ронго. Из двух сортов ямса один, красный, принадлежит Тангароа; из двух сортов кокосового ореха – один принадлежит Тангароа; все сорта хлебного дерева принадлежат Ронго. Большая часть богатств океана принадлежит Ронго. Люди тоже были поделены между Тангароа и Ронго. Все светловолосые считаются детьми Тангароа, темноволосые – детьми Ронго. Когда Кук открыл остров Мангаи, то туземцы, пораженные светлой кожей и волосами англичан, приняли их за потомков Тангароа.

Легенда рассказывает далее, что Тангароа не понравилось преимущество, которое получил Ронго. Он собрал массу красной пищи, погрузил ее на лодку и отплыл в неизведанную даль, оставив острова во власти Ронго Громовержца. На островах Мангаре-

[с. 128]

ва и Таити Ронго был главным объектом культа. В честь его воздвигали храмы (марай), в которых молились и приносили ему жертвы, в том числе и человеческие. На Гавайских островах полагают, что уехал Ронго, а остался Тангароа, а так как древний пророк предсказал, что Ронго (на гавайском диалекте – Лоно) вернется на судне странной формы, то здесь Кук был принят за воплощение Лоно[92]. Таким образом, в мифах Мангарева Тангароа и Ронго – настоящие братья-близнецы, конкретные люди-герои, тесно связанные еще с дуально-родовой организацией, воспоминание о которой отчетливо выступает в делении всех людей на темноволосых детей Ронго и светловолосых детей Тангароа, а также в символике цветов (красное – Тангароа, черное – Ронго). При этом очевидно, что самое имя Тангароа – лишь фонетическая разновидность меланезийского слова Тагара, Тарагау, Атеалоа, являющегося на Банксовых островах названием фратрии Солнца[93].

Совсем другую картину рисуют самоанские мифы. Здесь Тангароа – бог солнца и радуги, пантеистически мыслящийся и отвлеченный, как боги Древней Индии, а Ронго – его сын. «Тангароа – создатель людей, сын безоблачных небес и беспредельного неба, первичный предел, начавшийся вместе с первичными скалами и земляными холмами. Земля – его дитя; ему наследовали десятки потомков, имена которых – явления природы… Он существует в пространстве, но неизвестно, как и когда он пришел. Он обитает в протяженности… Он всегда существовал и не имеет начала…»[94]. Это небесный бог, создатель людей и земли, научивший людей строить лодки и дома. Его атрибут – гром. Ратцель в следующих словах описывает его: «Сказания на Райатее в величественном виде изображают его власть, оказывающую действие на вес; сперва, облеченный в яйцеобразную раковину, он носился в темном воздушном пространстве и, утомленный однообразным движением, простер руку, поднял ее, и повсюду тотчас же стало светло. Он взглянул на песок берега и сказал: “Поди ко мне”. Песок ответил: “Я не могу лететь в небо”. Тогда он сказал скалам: “Пойдите ко мне”. Они ответили: “Мы крепко сидим в земле и не можем прыгнуть к тебе в высоту”. Тогда бог спустился вниз, сбросил свою раковину и прибавил ее к своей массе, которая вследствие этого стала больше. Из осколков раковины образовались острова. Тогда он произвел людей из своей спины и сам превратился в лодку. Когда он плыл в бурю, пространство наполнилось его кровью, которая дала цвет морю. С моря она распространилась по воздуху, иот нее светятся утренние и вечерние облака. Наконец, его остов, лежа на земле спинным хребтом

[с. 129]

кверху, послужил жилищем для всех богов и прообразом храма. Тангароа сделался небом»[95].

На Самоа он занимает место подлинного Юпитера. Но на острове Тонга – он только один среди многих богов, покровитель плотников и артистов; он выудил остров Тонга из воды.

В Новой Зеландии его эквивалентом является Тане, который борется с младшим братом своим Уиро. Когда Тане отделяет небо от земли, то Уиро пытается воспрепятствовать ему. Они сразу же вступают в борьбу, которая имеет не столь конкретную, более пантеистическую форму. Борьба эта продолжается и дальше и заканчивается разделением всего человечества на потомков Тане и Уиро. В этом мифе Тане выступает как персонификация света, неба, мудрости небожителя. Он отправляется наверх, к богу По, который снабжает его «корзиной со священными знаниями». Тане возвращается на землю и основывает жреческие школы. Напротив, Уиро олицетворяет тьму, зло, подземное царство, куда он изгоняется после своего поражения[96].

Любимый герои полинезийской мифологии Мауи также принадлежит к циклу близнечных богов. Ему приписывают множество героических деяний: он выудил землю со дна моря, он изобрел магию, установил культ предков, поймал солнце в сеть и заставил его светить, сделал собаку, принес людям огонь, который хранился в подземном царстве, наконец, он неудачно пытался украсть бессмертие[97]. Он – культурный герой, в то же время – бог солнца и света, одновременно Прометей и Аполлон. Антиподом Мауи является Ру, бог воды, часто отождествляющийся с Ронго. А так как на Самоа и Тонга Тангароа совершает главный подвиг Мауи – вылавливает землю удочкой, то не приходится сомневаться в том, что пара Мауи – Ру аналогична паре Тангароа – Ронго[98].

Близнечно-дуалистические представления отмечены и на других островах Океании. Так, жители Гильбертовых островов рассказывают, что «сначала было два хозяина. Табакоа был хозяином земли и жил он на земле. Бакоа был хозяином моря и жил он в море»[99].

Океанийская мифология, чрезвычайно богатая и разнообразная, не может быть рассмотрена здесь в полном объеме. Для на-

[с. 130]

шей темы достаточно установить, что важнейшим, основным, так сказать, типовым сюжетом океанийской мифологии является близнечный миф, встречающийся в Океании повсеместно и в самых разнообразных вариантах. Миф этот древнее космогонического мифа, но постепенно он превращается в него, и братья-близнецы с течением времени оказываются также творцами не только человеческой культуры, но и Вселенной. Постепенно они наделяются астральными и пантеистическими чертами, превращаются в богов и полубогов, становятся предметами сложных культов. Процесс этот явственно прослеживается по мере перехода от Меланезии к Полинезии.

В то же время вместе с упадком дуально-родовой организации предается забвению близнечность главных героев. Их совместное рождение, их братство-родство выветривается, исчезает из мифов или заменяется другими взаимоотношениями. Иногда число братьев увеличивается до трех, пяти, девяти; во многих случаях число легендарных братьев соответствует числу позднейших подразделений двух первичных фратрий; в других случаях этого соответствия не наблюдается. Иногда один из братьев превращается в отца, а другой – в сына (Самоа: Тангароа – отец, Ронго – сын). Там, где речь идет о родоначальниках человечества, один из братьев превращается в сестру и становится женой другого. Короче говоря, по мере упадка дуально-родовой организации близнечные связи мифологических героев теряют свое значение и подвергаются различным видоизменениям и превращениям: брат и сестра, группа братьев, отец и сын вытесняют и заменяют двух братьев-близнецов. Сами герои превращаются в богов и полубогов, н единственным воспоминанием о их близнечном происхождении оказываются дуалистические черты космогонии в легенде о борьбе доброго и злого духов.

[с. 131]

[1] Codrington, 1891, стр. 21.

[3] Codrington, 1891, стр. 24.

[4] Malinowsky, 1929, стр. 416 – 417. Риверс отметил, что хотя названия фратрий различаются в разных районах, между ними признается соответствие. Человек, переселившийся из одного места в другое, всегда найдет фратрию, соответствующую его собственной. См. Rivers, 1914, стр. 500.

[5] Powdermaker, 1933, стр. 51.

[6] Там же, стр. 144 – 145.

[7] См. Peckel, 1908, стр. 458. См. также Frazer, 1910, II, стр. 127 – 128.

[8] Дэнке определенно указывает на веру туземцев в происхождение от тотемических птиц, Радклифф-Браун подвергает ее сомнению. Однако в отношении племени лаур (Новая Ирландия) Риверс подтверждает показания первого автора; племя лаур делится на две фратрии, ведущие свое происхождение от двух различных пород птиц. Птицы эти называются туземцами «хинтубует». «Хин» значит «женщина», «тубу» – «прародитель», т.е. птицы рассматриваются как женщины-предки. См. Rivers, 1914, II, стр. 504 (I).

[9] Peckel, 1908, стр. 458.

[10] Rivers, 1914, II, стр. 500 (I).

[11] Rivers, 1914, II, стр. 502.

[12] Frazer, 1910, II, стр. 127 – 128.

[13] Риверс полагал, что эти представления связаны с различиями в строении лап тотемических птиц, от которых ведут свое происхождение фратрии. См. Rivers. 1914, II, стр. 505 (I).

[14] См. Brown, 1877, стр. 149; Brown, 1910, стр. 27 и след.; Danks, 1889, стр. 281 – 294; Pfeil, 1899, стр. 27; Parkinson, 1907, стр. 676 и след.; Bürger, 1913, стр. 24 и след.

[15] 15 Пфейл уверяет, что за убийство тотемного насекомого мстят как за убийство человека; убийца может, впрочем, откупиться крупной суммой раковин.

16 Trevitt, 1940, стр. 355.

[16] Danks, 1889, стр. 188, 286.

[17] Pfeil, 1899, стр. 27.

[18] Brown, 1910, стр. 28.

[19] Brown, 1877, стр. 149.

[20] Pfeil, 1899, стр. 27.

[21] Rivers, 1914, I, стр. 232 (I).

[22] См. Codrington, 1891, стр. 29 и след.; Rivers, 1914, I, стр. 232 – 261 (I); довольно обстоятельную сводку см. также: С. А. Токарев, 1933, стр. 49 – 55.

[23] Hogbin, 1937, стр. 64.

[24] Очевидно, колониальное словоупотребление, имеющее в виду какую-то местную породу птиц.

[25] Parkinson, 1899; Parkinson, 1907, стр. 481, 600.

[28] Fox, 1924, стр. 35 – 36.

[29] Там же, стр. 36 – 37.

[31] Codrington, 1891, стр. 29.

[32] 33 Rivers, 1914, I, стр. 20 – 24 (I).

[33] Codrington, 1891, стр. 24 – 25.

[34] Codrington, 1891, стр. 29; Соdrington, 1888, стр. 307 и след.

[35] Rivers, 1914, I, стр. 189 – 191 (I).

[36] Tastevin, 1928, стр. 463.

[37] См. Deacon, 1927; Brown, 1927; Золотарев, 1931, стр. 62 – 64.

[38] Rivers, 1926, стр. 30.

[39] Hocart, 1919, стр. 47; Ноcart, 1913.

[40] Corlette, 1935, стр. 474 – 478.

[41] Rivers, 1926, стр. 27.

[42] Leenhardt, 1930, стр. 69.

[43] Классическими образцами подобной беспомощности в вопросах социальной организации могут служить работы: Нagеn, 1899 и Rесhе, 1913. Сказанное, конечно, ни в малейшей степени не относится к Паулю Вирцу, замечательным исследованиям которого мы обязаны знакомством с рядом папуасских племен.

[44] Frazer, 1910, II, стр.49 – 50.

[45] Frazer, 1910, II, стр. 36.

[47] Wirz, 1934,стр.12; Frazer, 1910, II, стр. 38.

[48] Wirz, 1,934, стр. 13.

[49] Chalmers, 1903, стр. 124; Frazer, 1910, II, стр. 40 подтверждает правильность этого показания ссылкой на недоступный мне источник: «Reports of the Cambridge Expedition to Torres Strail», стр. 189.

[50] Beaver, 1920, стр. 181.

[51] Hоgbin, 1936, стр. 314 – 316.

[52] Wirz, 1924, стр. 46 – 48 (I); Wirz, 1924, стр. 188 (II).

[53] Wirz, 1922, В. I, стр. 29.

[54] Wirz, 1934, стр. 53. Вирц считает, что подразделения племени маринд-аним – продукт миграции и смешения, протекавших на протяжения длительного времени (Wirz, 1922, В. I, стр. 31). Конечно, это недоразумение.

[55] Wirz, 1934, стр. 53.

[56] Вatesоn, 1932, стр. 256.

[57] Frazer, 1910, II, стр. 44.

[58] Wirz, 1934, стр. 49.

[59] Миклухо-Маклай, 1936, стр. 262 – 263.

[60] С. А. Токарев первый истолковал эту сцену таким образом (см. Токарев, 1933, стр. 70).

[61] Hocart, 1929, стр. 232 – 236.

[62] Martin, 1818, II, стр. 74 – 80.

[63] Williamsоn, 1924, I, стр. 85, 425.

[65] Buck, 1938, стр. 94 – 95.

[68] Perry, 1923, стр. 290 – 291.

[69] Taylor, 1870, стр. 175.

[70] Шульце-Мезье, 1931, стр. 116.

[71] ³ Против этого мнения весьма энергично возражал в своей критике Винтхейса (Winthuis, 1928, стр. 166 – 167) миссионер Мейер. «Предание, – говорит он, – знает обоих этих героев, несмотря на всю остроту противоречия, в котором они находятся, только как двух братьев… А у гунантуна является основным законом, что братья принадлежат всегда к одному и тому же брачному классу» (Meier, 1930, стр. 128). Однако Мейер забывает, что в туземных мифах, им самим записанных, То Кабинана и То Корвуву существуют до появления дуальной организации, которую они сами и создали. Сверх того, идентификация фратрий с близнецами установлена Дэнксом, которого мы выше, цитировали.

[72] Danks, 1889, стр. 281 – 294; Соx, 1913, стр. 196 – 197, 734; Parkinson 1907, стр. 603.

[73] Meier, 1909, стр. 23.

[74] Вариантэтого мифа см.: Kielntitschen, 1924, стр. 19.

[75] Меiеr, 1909, стр. 59 – 60.

[76] Brown, 1910, стр. 354.

[77] Kleintitschen, 1924, стр. 87 – 89.

[78] Powdermaker, 1933, стр. 34 – 35.

[79] Еgidi, 1913, стр. 990.

[80] Thurnwald, 1912, I, стр. 394.

[81] Hoghin, 1937, стр. 64.

[82] Wheeler, 1926, стр. 13, 197; Thurnwald, 1912, I, стр. 399 – 401, 406 – 407, 418 – 423.

[83] Codrington, 1891, стр. 156 – 157.

[84] Там же, стр. 157 – 158.

[85] Там же, стр. 159 и след.

[86] Там же, стр. 169 – 172.

[87] Tastevin, 1929, стр. 983 – 1004, 1931. Христианизированное изложение мифа о Баркулькуле см.: Suas, 1911.

[88] Codrington, 1891, стр. 26 – 27.

[89] Frazer, 1930, стр. 49.

[90] Armstrong, 1928, стр. 126 – 132.

[91] Suas, 1911, стр. 901 – 910.

[92] Gill, 1876; Andersen, 1928, стр. 376.

[93] Токарев, 1933, стр. 72.

[94] Williamson, 1937, стр. 38.

[95] Ратцель, 1902, I, стр. 302.

[96] Best, 1924, I, стр. 99 – 105; Andersen, 1928, стр. 377.

[97] Там же, стр. 192 и след.; Reitеr, 1917, 1918; Frazer, 1930, стр. 57 – 87; Graebner, 1919 – 1920.

[98] Ратцель правильно указал, что «у жителей Банксовых островов высший бог Катисходит из камня, который был его матерью, и создает с помощью своего товарища Моравы остальной мир. Морава во всех бедствиях призывается вместе с Катом, и в нем нетрудно узнать Мауи новозеландцев и гавайцев, подавшего повод к стольким легендам» (Ратцель, 1902, I, стр. 307).

[99] Frazer, 1930, стр, 88.