Золотарев А.М. Родовой строй и первобытная мифология. Глава XII

Наше затянувшееся странствование по различным частям света, по коралловым островам Тихого океана и суровым лесам Канады, по тропическим саваннам Африки и холодным тундрам Сибири приходит к концу… Сотни племен прошли перед нашими глазами: среди них были народы, стоявшие на различных ступенях развития, чернокожие, желтокожие и белокожие, скотоводы и охотники, земледельцы и собиратели.

У всех у них, несмотря на разнообразие их жизненных условий, их культуры и мышления, мы нашли один и тот же социальный институт – дуальную организацию со всеми связанными с ней атрибутами и представлениями. Уже это наблюдение позволяет сделать существеннейший вывод: признать дуальную организацию универсальной и всеобщей формой, свойственной на определенном этапе исторического развития всем народам земного шара, в подавляющем большинстве своем сохранившим те или иные ее следы.

Мы долго и настойчиво шли по этим следам, стараясь прочесть по ним все, что возможно, стараясь извлечь из них все, что запечатлелось в народной памяти, в обычаях, мифах, преданиях.

Пора попытаться свести воедино наши разрозненные наблюдения и набросать контуры архаической формы родового строя с той полнотой, какую допускают собранные факты.

В процессе исследования мы опирались на предположение, что дуальная организация была древнейшей упорядоченной формой общества. Предположение это полностью подтвердилось. Каких-либо следов так называемых дородовых общественных образований, если не считать глухих намеков на промискуитет, нам обнаружить не удалось. Запреты браков между лицами разных поколений, отмеченные в Австралии и Меланезии (так называемая четырех-классовая система и аналогичные учреждения), приходится рас-

[с. 285]

ценивать как нововведение. В целом ряде мест Океании, Африки, Америки сохранились браки между лицами разных поколений, в том числе браки между отцом и дочерью, допускаемые дуальной матрилинейной организацией. Тщательный анализ классификационных систем родства, выполненный Риверсом и другими исследователями, показал, что брак между лицами разных поколений был когда-то свойствен всему человечеству. Необходимо подчеркнуть, что весьма архаический меланезийский, австралийский и южноамериканский материал не дает никаких указаний на существование так называемой кровнородственной семьи. Во всяком случае, нельзя пройти мимо тесной связи между браком отца с дочерью и матрилинейной дуально-родовой организацией. Очевидно, последняя возникла непосредственно из такого состояния общества, когда браки между родителями и детьми еще не были запрещены, т.е. из первобытного стада, в пределах которого господствовало неупорядоченное общение полов. Разделение стада на две экзогамные матрилинейные, взаимнобрачущиеся ветви привело к исключению из браков братьев и сестер, матерей и сыновей, но не создало преград к бракам отцов с дочерьми, изжитым только позднейшим развитием. В пользу нашей гипотезы говорит, наряду с отсутствием всяких следов брачного запрета между поколениями, сохранность остатков промискуитета. Таковые отмечены на острове Фиджи, в центральной части Новой Гвинеи и в центральных областях Австралии. Если бы дуально-родовой организации предшествовала кровнородственная семья, то было бы необъяснимо отсутствие всяких ее следов в брачных отношениях, при наличии в то же время прямых остатков промискуитета.

Не могут считаться остатками кровнородственной семьи так называемые возрастные классы, отмеченные в Новой Гвинее, Восточной Африке, кое-где в Америке. Для понимания исторического места «возрастных классов» важно учитывать два момента: во-первых, возрастные классы встречаются только у патриархальных племен. В Океании они отмечены у банаро, маринд-аним, меланезийских племен залива Бартлет и берега Маклая[1]. Однако они отсутствуют у всех матрилинейных племен Меланезии, которым возрастной принцип известен только в применении к тайным обществам, последние же возникли сравнительно недавно как форма борьбы против материнского права. В Африке они характерны для галла, масаев, нанди, асанде и прочих народов, успевших, как правило, выработать патриархальные отношения. В Северной Америке возрастные классы известны только в связи с мужскими союзами; в Южной Америке (племя канелла) они представляют форму перехода от матриархата к патриархату. Следовательно,

[с. 286]

возрастные классы возникают не раньше эпохи перехода от матриархата к патриархату. Старый взгляд Шурца[2] на возрастные классы, как на естественное явление, неизбежное при делении общества на детей, взрослых и стариков, не находит подтверждения. Повсеместно возрастные классы выступают как весьма сложная, искусственная организация.

Так, у залива Бартлет мальчики, рожденные в каждое двухлетие, образуют группу, называемую «кимта». Вступление в кимта не сопровождается церемониями, членство определяется временем рождения. Все общество делится на большое число различных по возрасту групп. Так, в деревне, где самому старшему 70 лет, должно быть 35 кимта. Кимта не имеет никакого отношения к регулированию брака[3]. У маринд-аним возрастных разрядов тринадцать для мужчин, тринадцать для женщин. У манданов в Северной Америке на возрастные классы – числом пять – делятся только мужчины[4]. Все это указывает на искусственный характер возрастных классов, являющихся поздним социальным образованием, возникшим, очевидно, в связи с переходом от матриархата к патриархату. Отсутствие возрастных классов у матриархальных племен – решающее доказательство их позднего происхождения. Поэтому не приходится видеть в них остатков кровнородственной семьи.

Нет, таким образом, никаких следов социальной организации, предшествующей дуально-родовому строю, кроме промискуитета. Следовательно, первоначальным состоянием общества было первобытное стадо с неупорядоченным общением полов. В эту отдаленную эпоху отсутствовали всякие представления о родстве. Стадо было не только брачным, но и экономическим коллективом, внутри которого совершалась простейшая кооперация труда. Общность мужей и жен, общность территории и общность труда – таковы признаки, объединявшие стадо.

Первобытное стадо послужило исходным пунктом длительной социальной эволюции, завершившейся возникновением классового общества и моногамной семьи. Основная линия этой эволюции сформулирована Энгельсом в следующих словах: «Где существует общность, будь то общность земли или жен или чего бы то ни было, там она непременно является первобытной, перенесенной из животного мира. Все дальнейшее развитие заключается в постепенном отмирании этой первобытной общности»[5]. Дуальная организация явилась первым, а потому важнейшим шагом на этом пути. Введение дуальной организации означало ликвидацию

[с. 287]

промискуитета, обуздание звериного в человеке, переделку самого человека, установление первых социальных норм поведения, санкционированных и охраняемых обществом. Благодаря введению экзогамии каждое стадо распалось на две ветви. Каждая ветвь образовывала «замиренную среду», тесный спаянный коллектив, проникнутый духом солидарности и товарищества: члены каждой ветви рассматривали друг друга как кровных родственников, близких «по крови и по мясу». Каждая ветвь представляла собой первоначальный род.

Разделение первобытных обществ на два основных рода (дуальная организация) явилось фактором фундаментальной важности. Оно определило характер общественной жизни на многие тысячелетия и отразилось во всех проявлениях социальной и духовной жизни. Функции этих первоначальных родов оказались необычайно многообразными и существенными. Первоначальные роды были экономическими группами. Им принадлежала земля, охотничьи и рыболовные угодья. Каждый первоначальный род селился обособленно, вследствие чего каждый поселок разбивался обычно на два четко отграниченных квартала. Общий труд, общая собственность, общие жилища объединяли членов каждого рода тесными и прочными связями. Во время всех племенных предприятий – облавных охот, военных походов, танцев и церемоний – люди каждого племени располагались по двум основным родам, составляли две противостоящие, одновременно сотрудничающие и соперничающие партии. Экзогамия тесно связывала роды попарно. Обособленные экономически, они были неотделимы в брачных отношениях. Обмен мужьями и женами, совершавшийся из поколения в поколение, скреплял их племенное единство.

Рассматриваемое со стороны брачных отношений разделение общества на два экзогамных рода было крупным шагом по пути суживания общности мужей и жен, первоначально охватывавшей все племя. Следствием этого разделения было исключение из браков всех лиц, принадлежавших к одной фратрии, в том числе братьев и сестер, матерей и сыновей. В известной мере это возмещалось тем, что люди противоположных родов взаимно считали друг друга коллективными мужьями и женами. С этой точки зрения дуально-родовое деление представляет первую организованную форму брачных отношений, «весьма низкую и первоначальную форму группового брака»[6].

Запрет брака внутри своего рода – важнейший регулятор общественного и индивидуального поведения. Он определяет взаимоотношения между первоначальными родами, накладывая на них отпечаток двойственности, амбивалентности. Роды четко разграничены один от другого, не признают между собой родства и,

[с. 288]

несмотря на постоянные обменные браки, смотрят друг на друга, как на чужаков. Отсюда постоянное соперничество между родами, соревнование в играх, спорте, охоте, взаимное подшучивание и поддразнивание, как освященная обычаем норма поведения, ритуальные драки между родами; резкое разделение в обрядах и танцах, соблюдение родовой тайны культов и мифов, отдельные кладбища, отдельные чурингохранилища, отдельные загробные царства или дороги, туда ведущие, обязательство кровной мести, особые военные кличи и татуировки, вера в существование физических и психических различий между людьми двух первоначальных родов, наконец, отдельные вожди и шаманы.

В то же самое время первоначальные роды связаны между собой тесными брачными взаимоотношениями, совместной жизнью в одном поселении, совместной защитой от общих врагов. Отсюда – взаимность и общность многих функций: исполнение похоронного обряда над человеком противоположного рода, взаимная инициация мальчиков, обмен пищей во время различных церемоний; два вождя, представляющие первоначальные роды, во главе племени; наконец, каждое племя осознает себя как некое двуединство, как органическое соединение двух различных и в то же время тесно связанных родов. Характерно название новогвинейских племен, говорящих о себе – «люди Войя – Венда» (Войн и Венда – названия основных родов племени); характерно обращение оратора племени омаха, выступающего перед советом вождей: «Слушайте, люди Неба – люди Земли».

Следовательно, дуальная организация определяла первоначально весь порядок и строй жизни: экономическую организацию, организацию племенной власти, брачные нормы, поведение людей, порядок исполнения религиозных обрядов и церемоний.

С течением времени первоначальный род начинает дробиться и терять многие свои функции. Приручение животных, изобретение топора, лука со стрелами, гончарства, развитие домостроительства и ткачества, появление в одних местах огородничества, в других – развитых форм рыболовства и охоты поднимают общество на новую ступень. Возникают постоянные, оседлые поселения земледельцев и лесных рыболовов; кочевания охотничьих племен становятся более правильными и планомерными. Возрастает население, увеличивается число членов каждого племени, каждого рода, расширяется круг сородичей. Первоначальный род не может уже существовать как единая община. Члены каждого численно возросшего рода разбредаются по нескольким, часто удаленным друг от друга поселкам. Количество людей, входящих в каждый первоначальный род, настолько вырастает, и часто они живут в таком отдалении друг от друга, что не могут уже объединиться для общего труда и общей трапезы, не могут пользоваться общей земельной собственностью, не в состоянии помогать друг

[с. 289]

другу. Естественным путем, в процессе разрастания, первоначальный род распадается на ряд коллективов или общин, занимающих отдельные поселки, связанные более тесными и прочными отношениями, чем те, которые распространяются на первоначальный род. Экономические функции переходят к этим более мелким группам, представляющим собой не что иное, как родовые общины или матриархальные кланы. Первоначальный род превращается в фратрию, состоящую из нескольких кланов, связанных общностью происхождения. «Более подробное исследование, – говорит Энгельс, – показывает, что эти фратрии большей частью представляют первоначальные роды, на которые сперва распадалось племя; ибо при запрещении браков внутри рода каждое племя по необходимости должно было охватывать по крайней мере два рода, чтобы самостоятельно существовать»[7]. Дуальная организация на этой ступени развития обычно сохраняется. Как правило, фратрий всегда две, хотя в некоторых случаях процесс дробления заходит дальше и возникает три или более равноправных групп, которые всегда, однако, можно свести исторически к двум первоначальным единицам.

Фратрия, утеряв экономическое значение, сохраняет за собой ряд важных религиозных и социальных функций: фратрия остается экзогамной, имеет своих вождей, представляющих ее в совете племени, сохраняет военное значение, образует партию при игре в мяч, имеет свои мифологические представления и свои культы. Следовательно, роль фратрии на этой ступени развития еще очень велика. Но она перестала быть производящей и потребляющей общиной. Общность труда, имущества, потребление, когда-то объединявшая всех членов фратрии, сузилась и охватывает теперь только членов рода. Род выступает как производящая и потребляющая, владеющая основными средствами производства община. С этой точки зрения род или клан следует рассматривать, как новый этап в процессе суживания экономической общности, когда-то охватывавшей все первобытное стадо, а фратрию – как пережиток, уцелевший от предыдущей ступени.

Дальнейшие судьбы родовых институтов выходят за рамки нашего исследования. Матрилинейный род сменяется патрилинейным. Последний членится и разветвляется на более мелкие подразделения – домашние патриархальные общины, в свою очередь не остающиеся неизменными. Дуальная организация в этих условиях подвергается сложным превращениям. У некоторых племен она исчезает, оставив значительный след в различных явлениях общественной жизни и в мировоззрениях. У других она продолжает существовать в окаменелой, застывшей форме, как прочный пережиток глубокой древности. Часто она оказывается более устойчивой и жизнеспособной, чем позднее возникшие мелкие

[с. 290]

родовые подразделения (например, Полинезия, ханты). Иногда она доживает до эпохи раннеклассовых обществ, где выливается в разделение каждого поселка на две половины, противостоящие друг другу в ритуале (Перу). Местами она оказывается удобной формой для начинающегося процесса кастообразования. Фратрии теряют экзогамию, диалектически превращаются в свою противоположность, в эндогамные объединения, одно из которых считается «высшим», «сильным», «благородным», другое – «низшим», «слабым», «простым» (гереро, туареги, тода, Самоа, Фиджи). Процесс касто- и классообразования трансформирует фратрии, использование которых в новых целях можно объяснить, вероятно, тем, что они были привычными, традиционными формами объединения людей, с идеей которых общество свыклось и сжилось.

Дуальная организация оказывает глубокое влияние на управление раннеклассовых обществ, повсеместно носившее дуалистическую форму или, по крайней мере, следы былой двойственности (два царя в Спарте, двойственность всех должностей в Риме, во многих малайских государствах, в Древней Мексике). Наконец, исчезнув из социальной жизни, она продолжает, как душа буддиста, жить перевоплощенной в мировоззрении, религии, мифологии древних народов. На протяжении ряда тысячелетий она играла доминирующую роль в истории первобытных социальных отношений. Без ясного понимания ее происхождения, развития, функций и значения нельзя разобраться не только в истории первобытного общества, но и в истории возникновения древних цивилизаций.

* * *

Будучи первой упорядоченной формой общества, дуальная организация оказала глубочайшее влияние на мировоззрение человечества. В дуальной организации первобытный человек нашел готовый трафарет, которым он пользовался при классификации внешнего мира.

Разделение племени на две экзогамные ветви, столь важное для социальной жизни и поведения человека, послужило естественной основой для разделения всего мира по тому же принципу. Первобытный человек целиком подчинен коллективу; он согласует свое поведение, взгляды, вкусы и привычки с обществом и его социальными подразделениями. Поэтому внешний мир представляется ему устроенным и организованным на тех же началах, что и общество, разделенным на те же роды, тотемы и фратрии, что и люди. Отсюда удивительное распределение всего мира по двум фратриям, встречающееся повсеместно у первобытных племен: все, что в той или иной степени может считаться антагонистическим, взаимопротивоположным, просто парным,

[с. 291]

распределяется между фратриями: небо и земля, суша и вода, восток и запад, юг и север, подземный и надземный мир, черное и белое, красное и черное, мир и война, птицы и четвероногие, наконец, просто различные виды животных, растений, явления неодушевленной природы, разделенные на группы по совершенно произвольным, на наш взгляд, но понятным их создателям принципам: все это приписывается к двум фратриям, делится между ними. Так возникает первая доступная человеческому уму классификация внешнего мира, создается хотя примитивное, но по-своему логичное представление о мироустройстве.

Но представление это не изначально. У истоков человеческого общества мышление было еще столь мало развито и примитивно, в такой мере связано заботами о добывании пищи, нуждами повседневного труда и борьбы, так конкретно и ограниченно, что общие идеи оставались ему малодоступными. Все лежащее за пределами чистой физиологии лежало также за пределами человеческих интересов.

Лишь когда производительные силы выросли, общество и общественное сознание шагнули на новую ступень, были сделаны первые попытки осознать некоторые связи между явлениями, не входящими в сферу непосредственного трудового опыта. Это привело к возникновению мифологии. Однако мы не думаем, что первоисточником мифологии было простое любопытство или даже «познавательная жажда» первобытного человека. При рассмотрении конкретных материалов нам неоднократно приходилось отмечать, что мифы о происхождении луны, солнца, звезд, земли и других космических и астральных явлений носят на себе печать относительно позднего происхождения. Первым и, видимо, древнейшим из известных нам мифов был миф о введении дуальной организации. Другими словами, первый миф был обусловлен социальными потребностями. Его породила дуальная организация, вызванная к жизни глубокими социальными причинами, составившая крупнейший рубеж в общественной и моральной истории человечества. Дуальная организация внедрилась в общество, полузвериное по своим вкусам, чувствам, привычкам, в общество, где индивид был полон зоологических побуждений, а половой инстинкт не был еще обуздан социальными нормами.

В интересах дальнейшего развития общества требовалось утверждение новой формы социальной организации, укрепление ее не только силой общественного принуждения, но и силой общественного мнения, необходимо было вбить новые нормы поведения в буйные головы первобытных людей. Миф об учреждении дуальной организации явился идеологическим отражением и одновременно идеологическим оправданием этой общественной формы. Дуальная организация была, вероятно, первым явлением, для которого потребовалось историческое объяснение (а миф всегда и прежде всего историчен). Поэтому введение дуальной органи-

[с. 292]

зации породило древнейший миф, для которого мы прелагаем термин «основополагающий миф»[8].

Основополагающий миф первоначально был несложен и бесхитростно наивен. Когда он возник, человек еще не задавался вопросом о происхождении мира и вещей, животных и людей. Историзм мышления не шел дальше дуальной организации. Как возникла дуальная организация, повседневно влиявшая на человека, определявшая его поведение, – вот вопрос, бывший пределом любознательности, кстати сказать, социально и утилитарно вполне обоснованной. Миф отвечал: разделение общества было введено двумя братьями-близнецами, не созданными (идея творчества, в том числе сотворения людей, еще не развита) и не рожденными, а в готовом виде вышедшими из камня или дерева. Странным образом, но с замечательной настойчивостью введение дуальной организации ассоциировалось с деятельностью двух братьев, а, может быть, еще раньше двух сестер-близнецов.

Трудно добраться до первоисточника этой ассоциации. Быть может, два близнеца, всегда одинаковые и всегда различные, психологически лучше всего ассоциировались с двумя фратриями, столь же тесно связанными друг с другом и столь же различающимися, как близнецы. Может быть, есть к тому какие-то иные, давно забытые психологические мотивы и сопоставления, коренящиеся в темном мышлении первобытного человека. Однако незыблемым фактом остается тесная связь близнечного культа и близнечных мифологических образов с дуальной организацией.

В основополагающем мифе братья-близнецы – основатели и учредители фратрий. В некоторых случаях удается нащупать более архаические образы сестер-близнецов, возможно, предшествовавших братьям-близнецам. Вероятно, что женские образы – теоретически это согласуется с эпохой матриархата – древнее образов мужских, которым впоследствии они уступили место. Но установить такую смену образов для всего мира, и тем самым признать ее общеисторической, не удалось. Поэтому осторожнее допустить, что если в некоторых случаях такая смена действительно имела место, то в других эти образы были одновременны и равноправны.

С ростом культуры и углублением познавательного интереса расширяется круг духовных запросов человечества, начинающего задаваться вопросами происхождения не только общественных, но и природных явлений, а также вопросом о происхождении

[с. 293]

самого человека. Для решения этих вопросов прибегают к знакомым уже образам братьев-близнецов, поле деятельности которых заметно расширяется. Они превращаются в культурных героев и мироустроителей. Они не только учреждают фратрии, но вводят обрезание и инициацию, дают людям огонь, лук и стрелы, земледелие, ткачество и многие другие элементы культуры; они очищают мир от чудовищ, укрепляют солнце и месяц на небе, создают горы и долины, скалы и холмы, вырезают людей из дерева или лепят их из глины, пускают в воду рыб, в леса – животных. Они придают земле ее современный облик. На этой ступени развития мифологии, соответствующей возросшей творческой активности человека, увеличению его власти над природой, начинают намечаться различия в характерах двух братьев-близнецов. Очевидно, человек уже задумывается над вопросами происхождения несовершенных явлений природы, о тяжести борьбы за существование. Он спрашивает: почему существуют каменистые, негодные для пашни земли? Почему в морях плавают страшные акулы? Почему леса полны москитами и комарами? Почему звери имеют когти и шкуру, а человек наг и беззащитен? И так далее в том же духе. Ответ на этот вопрос дает тот же основополагающий миф, получающий теперь только некоторое развитие: один из братьев-близнецов умен и ловок; ему удавались все его начинания. Другой – глуповат и неуклюж. Он хотел во всем подражать старшему и сотворил все дурные явления природы и жизни. В этом примитивном представлении заложены основы дуализма позднейших религий.

Следующий шаг развития приводит нас к эпохе позднеродового строя. Более высокий уровень культуры, более развитое мышление, более абстрактные вопросы, встающие перед человеком, способствуют дальнейшему расширению и усложнению основополагающего мифа.

Возникает идея начала всех начал; братья – устроители мира – превращаются в создателей мира, в творцов-демиургов. Они существуют с самого начала и создают мир из себя. Черты таких представлений мы находим уже в калифорнийском мифе о Мукате и Темайауите, но полного развития они достигают в иранской мифологии (Ормузд и Ариман). Вследствие исчезновения или отмирания дуальной организации постепенно забывается и теряет свое значение идея близнечности двух героев; они либо просто именуются братьями, либо и эта родственная связь игнорируется. В то же время углубляется противоположность их характеров, постепенно приобретающая известную социальную окраску. Два брата-близнеца, когда-то дружно действовавшие в борьбе с чудовищами, устраивавшие землю, создавшие людей, олицетворяют теперь два противоположных принципа – принцип добра и принцип зла. При таких условиях их братская связь начинает казаться нелепой и забывается, а братья – мифологические

[с. 294]

герои превращаются в бога добра, владыку неба, и бога зла, владыку подземного царства. Так возникают дуалистические мотивы; не только Ормузд и Ариман Ирана, Сет и Гор Египта, Кецаль-коатль и Тецкатлипока Мексики, но и бог и сатана богомильских и народных представлений входят в этот цикл.

Семантика близнечных образов сложна и запутана. Иногда, как мы видели, близнецы представляются сестрами, чаще братьями. Обычно образы их антропоморфны. Эти люди наделены некоторыми особыми способностями и силами, но все действия, побуждения и характеры их чисто человеческие. Местами (южные районы Австралии, запад Северной Америки, Западная Сибирь) принимают они зооморфные образы: сокола, ворона, койота, кролика, гагары, утки; наделяются способностью менять свою форму, превращаться из животных в людей и из людей в животных. Однако поступки, желания и побуждения их остаются всегда человеческими. Зооморфность у них – чисто внешняя и далеко не универсальная черта. Она отсутствует на севере Австралии, в Южной Америке, в Африке. Поэтому нет оснований рассматривать ее как стадию. В ней мы видим влияние тотемических воззрений, в некоторых случаях выраженное сильнее, в других слабее, но по большей части не связанное органически с близнечным мифом.

Солярные, лунарные и прочие астральные черты, которыми народные мифы наделяют часто близнечных героев, также не стоят в органической связи с основополагающим мифом; братья-близнецы мыслились первоначально вполне антропоморфными, иногда зооморфными существами и лишь на сравнительно поздней ступени развития, в эпоху расцвета анимистического мировоззрения и культов природы, приобрели астральные черты. Во всяком случае, таковые начисто отсутствуют в австралийских мифах, лишь кое-где появляются в Меланезии и Южной Америке, но получают широкое распространение в Полинезии и Индонезии, в древних культурах Америки (Мексики, Перу), наконец, в Египте и Ассиро-Вавилонии.

Похождения близнечных братьев многообразны и пестры. Уже появление их на свет сопровождается необычайными событиями: в древнейших вариантах они выходят из камня или дерева. В более поздних их рождает женщина, зачавшая чудесным образом (ветер, солнечный луч, градинка, яблоко и т.п.). Рождение братьев вызывает смерть матери. Братья растут не по дням, а по часам. Странствуя по миру, они создают особенности современного ландшафта, очищают землю от чудовищ (свинья-каннибалка, ягуар, безымянные и неизвестные чудовища). Братья ссорятся и сражаются между собой часто еще во чреве матери, братья создают людей из глины или дерева, делают первых животных, дают людям огонь и основные элементы культуры (лук и стрелы, ткачество, земледелие и т.д.). Братья учреждают фратрии и

[с. 295]

вводят ряд других социальных институтов. Это – черты, общие мифологии всего мира, восходящие к древнейшему прототипу основополагающего мифа, повсеместно зародившегося самопроизвольно и самостоятельно. Но в различных частях земного шара и различных ареалах к этому мифу примешивались сюжеты и мотивы, составляющие локальные местные явления, распространявшиеся путем заимствования и передачи. Такова идея нырянья за илом в первичную воду (Северная Америка, Сибирь, Восточная Европа, Кавказ, Индия, Индонезия), неизвестная в Южной Америке, Африке, Океании; идея выуживания земли (Океания, Индия, древние германцы: Тор, выуживающий землю), потоп, идея которого распространена всюду, кроме Африки; южноамериканский сюжет братьев, ищущих своего отца и сражающихся с ягуаром; финско-славянский сюжет утаивания земли сатаной; евразийский мотив собаки, сторожащей людей, созданной добрым братом и обманутой злым.

Миф о братьях-близнецах, возникший как отражение дуальной организации, является в подлинном смысле этого слова основополагающим мифом. Он возник не столько для удовлетворения чистой любознательности, сколько для осознания и утверждения дуальной организации. В рамках этого мифа очень долго развивались мифологические, эпические и религиозные представления человечества. В силу свойственного ему консерватизма первобытный человек не выдумывал новые сюжеты, а лишь вплетал их, по мере возникновения новых требований, в старую основу. Близнечный миф – корень, из которого выросли различные ветви мифологического и религиозного творчества человечества. Можно указать четыре основных ствола, ответвившихся от этого корня.

Во-первых, мироустроительные и космогонические мифы, не только первобытных, но и культурных народов. Мы убедились в этом на австралийском, меланезийском, американском и африканском материалах. Мы проследили близнечные мотивы в мифологии более близких нам культур: Сет и Гор, Ромул и Рем принадлежат к этому стволу[9].

Во-вторых, образы верховных божеств, как дуалистических, так и монотеистических религий. Нетрудно было это показать в отношении Ормузда и Аримана, Шу и Тефнут, Атума и Ра, Сина и Мардука, Ниниба и Шамаша, Ульгеня и Эрлика, Тангороа и Ронго, Кецалькоатля и Тепкатлипоки, Юмо и Кереметя, Нуми-Торума и Куля. Но из дуалистических представлений можно вывести также многие монотеистические образы: перуанского Виракочи, древнееврейского Иеговы, христианского бога (с антиподом сатаной), древнеславянского Перуна (с антиподом Волосом).

[с. 296]

Всякая религия по природе своей дуалистична. Она всегда знает борьбу злого и доброго начала. Только в великих мировых религиях бог, олицетворяющий доброе начало, добивается окончательной победы, торжества над злым началом, превращается в верховное, всевластное божество, низводящее своего противника на положение христианского сатаны. Вся история религий есть поэтому история борьбы злого и доброго начала, борьбы, заканчивающейся обычно торжеством последнего. Монотеистическая религия повсеместно вырастает из религии дуалистической; сюжетной основой последней, как показало наше исследование, повсеместно служит близнечный миф.

В-третьих, на основе близнечного мифа сложились эпические произведения многих народов земного шара. Похождения братьев-близнецов Ханахпу и Хбаланкве составляют основное содержание эпоса древних майя; близнецы Санасар и Багдасар – главные герои «Давида Сасунского»; близнецы Ахснарти и Ахснартар – главные герои осетинского нартовского эпоса; Вейнемейнен и Ильмаринен «Калевалы» также оказываются братьями. Близнечные представления заметны и в древнегерманских сагах (Лоухи и Балъдур), в индусской «Махабхарате» и «Рамаяне» (братья Сунда и Упсунда, история Рамы, изгнанного с престола своим полукровным братом). Анализ этих ветвей эпоса, так же как поиски близнечных сюжетов в других эпических произведениях – дело будущих исследований.

Четвертый ствол составляют бесчисленные сказки, которые можно разделить на две группы: сказки о двух братьях, добром и злом, удачливом и неудачливом, умном и глупом, представляющие собой профанированную, низведенную до степени житейско-бытового рассказа форму древнего близнечного мифа; такова славянская сказка о Валигоре и Вырвидубе, русская сказка об умном и глупом братьях, наконец, многочисленные кавказские и индусские сказки того же цикла. Вторую группу составляют многочисленные сказки более сложного, синкретичного содержания, впитавшие в себя отдельные сюжеты близнечного цикла. Анализ одной из таких дагестанских сказок дан нами выше. Каждый читатель, ознакомившись с сюжетами, входящими в близнечный миф, без труда разыщет многие из них в бесчисленном множестве сказок.

Оглядываясь назад на пройденный путь, можно сказать, что в дуальной организации и близнечном мифе мы нашли чудесный корень жизни, от которого произросли многообразные разветвления социального, религиозного, мифологического, эпического и сказочного творчества человечества, корень, помогающий понять окаменелые институты, воскресить древних забытых героев, оживить их поблекшие черты, восстановить их древние подвиги и вывести их из темных недр народной памяти на светлое поле научного познания.

[с. 297]

[1] См. Wirz, 1924, стр. 70 (I); Токарев, 1933, стр. 54; Rivers, 1926, стр. 136 – 137; Миклухо-Маклай, 1936, стр. 265; Гэрли, 1929, стр.132; Brown, 1910, стр. 61; Dеасоn, 1934, стр. 273, 289.

[2] Schurtz, 1902, стр. 83 – 95.

[3] Rivers, 1926, стр. 136. Подобный же порядок в Африке у масаев и нанди.

[4] Lowie, 1921, стр. 257 и след.

[5] Энгельс – Каутскому, 2 марта 1883 г. – «Архив Маркса и Энгельса», I (VI), 1932, стр. 218.

[6] К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 50.

[7] К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 91.

[8] Возможно, конечно, существование и более древних мифологических мотивов (например, объяснение особенностей животных, их раскраски, повадок, строения отдельных органов и т.д.), но они почти не отразились в позднейших мифологических системах, отойдя в мир сказок; датировать время их появления, установив какую бы то ни было связь между этими сюжетами и социальными формами, не представляется возможным; посему мы оставляем их в стороне.

[9] Главы о пережитках дуальной организации в Египте, на Ближнем Востоке, в Греции, Риме и на Кавказе не вошли в настоящее издание по причинам, отмеченным в комментарии к стр. 284. – Ред.